- Посмотрите на северо-восток! Видите вон ту часовню? - сказал Флорис, указывая на колокольню, возвышавшуюся над лесом в самом центре расположения англичан. - Посадите здесь наблюдателя с подзорной трубой, и пусть он, как только наступит ночь, не спускает взгляда с колокольни. Если мы не вернемся вместе с Батистиной до утра, мы проникнем именно туда, в эту часовню. Я возьму свечу, и если я трижды начерчу крест, это будет означать, что все в порядке, и вы можете переходить в наступление… Если же пламя свечи какое-то время останется неподвижным, это будет означать, что она… все выболтала. Тогда вам, ваше величество, и вам, господин маршал, придется решать, что делать… Отступать… или… - не закончил Флорис, низко опуская голову.
- Или проиграть сражение, - закончил за него король. - Да, друзья мои, судьба Франции теперь в ваших руках, - продолжал он, желая приободрить братьев.
- А если наблюдатель вообще не увидит никакого огня? И вы не вернетесь? Что тогда? - спросил Морис Саксонский.
- Это будет означать, что мы все погибли, - ответил Флорис. Его слова были встречены всеобщим молчанием.
Спускалась ночь, и счастливый случай помог молодым людям и их спутникам - на пути им встретились четверо английских солдат, они явно собирались что-то разведать в стане противника. Для друзей убить врагов и завладеть их мундирами оказалось детской забавой. Очутившись в расположении английских войск, Адриан и Флорис, прекрасно говорившие по-английски, как и на многих других языках, ловко навели кое-какие справки, поболтав и побалагурив с солдатами. Те весело отвечали на их вопросы. Всем было доподлинно известно, что герцог Камберленд захватил в плен какую-то француженку. Солдаты чрезвычайно этим гордились. Флорис и Адриан не на шутку испугались за судьбу Батистины. Украв у зазевавшихся артиллеристов лошадей, четверо друзей добрались до деревушки, где в красивом доме в очаровательной гостиной Батистина собиралась провести весьма приятный вечер. Да, это жилище ничем не напоминало ужасную тюрьму, возникшую в воображении Флориса и Адриана!
Молодые люди проникли в парк, оставив Федора и Ли Кана стеречь коней около стены. Могучими ударами они свалили еще нескольких, не проявивших особой бдительности, часовых и уже приготовились пробраться в дом, когда заметили Жоржа-Альбера, который строил им рожи и услужливо приоткрывал окошко.
Приблизившись к окну, Флорис и Адриан похолодели от ужаса, услышав слова англичанина:
- Да, маленькая француженка… ты предала своих из-за любви ко мне, и ты об этом не пожалеешь…
Флорис первым добрался до верхней площадки колокольни. Звезды уже начали гаснуть на посветлевшем небе. Светало. Через час будет уже совсем светло. Наступит новый день.
- Поспешим, брат! - сказал Адриан, высекая огонь.
Флорис зажег свечу и поставил ее на край каменной оградки, опоясывающей площадку колокольни. Опустив головы, они замерли в угрюмом молчании. Через минуту наблюдатель заметит огонь и предупредит короля, а также и несчастного маршала о том, что сражение, еще не начавшись, уже проиграно.
19
- Барин! Барин! Иди сюда скорей! Жорж-Альбер развязал маленькую барыню! - раздался умоляющий голос Федора. Старый казак просунул свою огромную голову между колоколом и трухлявой балкой. На его лице был написан ужас.
- Черт побери! Надеюсь, ты не бросил ее одну, а то она поднимет тревогу и привлечет сюда все "красные мундиры", - рявкнул Флорис, устремляясь к лестнице.
Адриан придержал его за руку:
- Останься, брат, здесь, я сам спущусь!
- Да нет никакой необходимости связывать ее, она держится очень спокойно под наблюдением Ли Кана! - запротестовал Федор.
- Нет, я спущусь и свяжу ее покрепче! - поторопился ответить Адриан.
- Видите ли, барин, маленькая барыня утверждает, что она никого не предала! - прошептал с угрюмым и обиженным видом Федор, не двигаясь с места и загораживая проход Адриану.
- Заткни-ка лучше кляп поглубже в глотку этой лгунье! - громыхнул Флорис.
- Подвинься, Федор, и дай мне пройти! Еще никогда я не видела таких дураков! Вы заплатите мне за то, что связали меня и вообще так мерзко со мной обращались! - прозвенел тоненький голосок Батистины, и из-за плеча Федора показалась ее раскрасневшаяся мордашка и растрепанные волосы.
Федор тотчас же повиновался безо всяких возражений и направился обратно к Ли Кану наблюдать за окрестностями, предоставив молодым людям право выяснять отношения без свидетелей.
- Свяжи-ка ее сам, Адриан! - проворчал Флорис, на которого пристально и вызывающе уставилась Батистина. - Или я задушу ее своими руками!
- Если ты прикоснешься ко мне, Адриан, я закричу! - пригрозила Батистина, отступая назад к лестнице и рискуя свалиться вниз.
Жорж-Альбер заметил, что его обожаемой хозяйке грозит опасность, прыгнул на балку и галантно протянул девушке лапу.
- Хорошо… хорошо, пусть так… не бойся, я не прикоснусь к тебе, - грустно прошептал Адриан. - Но ты поступила так дурно, что я теперь не смогу даже разговаривать с тобой!
Адриан еще раз взглянул на сестру и чуть не упал от изумления: она была в рубашке, корсете и нижней юбке.
- Но… Но почему в таком виде?
Батистина только презрительно пожала плечами.
- Если ты думаешь, что можно взобраться на такую высоту, да еще по винтовой лестнице, в фижмах и необъятной юбке, попробуй, потом расскажешь, как это у тебя получилось. Я не знаю, кому и какой сигнал вы подаете, но вы должны подавать совсем иной! Я солгала бедняге Билли! - вздохнула Батистина, прислоняясь к стене.
- Что ты сказала? - тихо спросил Адриан, подходя к ней.
- Да не слушай ты ее, она тебе такого наговорит! - загремел в гневе Флорис.
- Если вы сделаете еще хотя бы шаг, то я закричу так громко, что сюда сбежится вся английская армия! Нет, я не лгу! Да хотя бы Жоржа-Альбера спросите! Мы с ним целый заговор составили! - гордо бросила Батистина, совершенно забыв, что Жорж-Альбер был всего лишь бессловесным созданием. Обезьянка радостно запрыгала и заверещала на карнизе, закивала головой и уморительно смешно стала бить себя в грудь.
Флорис и Адриан переглянулись. Они уже не были столь уверены в своей правоте, в их сердцах зародилось сомнение.
- Ну да, - совершенно спокойно продолжала Батистина, - я рассказала Вилли все, что слышала, но только все наоборот, хотя мне и нелегко было это сделать, ведь он был так мил!
- Не знаю, зачем и почему ты сейчас выдумала эту ложь, но ведь я же тебя видел! Нельзя сказать, чтобы ты себя плохо чувствовала в объятиях врага! - почти с ненавистью произнес Флорис.
- А ты случайно никогда не слышал про Юдифь и Олоферна? - глядя в упор на Флориса, бросила Батистина. Она стойко выдержала взгляд его зеленых глаз и дерзко заявила: - Что касается Библии, то тут ты меня не переспоришь, ведь ты-то, пожалуй, ее и вовсе не читал!
Жорж-Альбер от восторга заквохтал, как курица. Следовало бы признать, что если в воспитании, полученном у сестер-урсулинок, и были кое-какие погрешности, то уж в знании Священного писания выпускницы пансиона благородных девиц не знали себе равных и могли любого уличить в невежестве.
Батистина высокомерно вскинула голову. Флорис и Адриан взирали на нее, разинув рты от удивления. Они предпочли бы не ступать на столь скользкую тропинку, как обсуждение историй, упомянутых в Библии, ибо сами они, как верно заметила Батистина, не слишком усердно изучали сей предмет.
- Черт побери! Что, если она говорит правду… сигнал! - завопил Флорис и бросился к свече, спокойно горевшей на краю площадки.
- Именно это я и твержу вам целый час! Даже охрипла! - дрожа от негодования и топая ногой, воскликнула Батистина. - Морис слишком мил и добр, чтобы я испортила ему сражение!
Адриан в отчаянии возвел глаза к небу:
- Господи, от чего же зависит судьба Франции!
Лафортюн опустил подзорную трубу. Сомнений не было: огонь, неподвижный огонь, горел на вершине колокольни!
- Господин маршал! Господин маршал! Сигнал! - заревел драгун-великан. Его случайно выбрали из числа солдат, сопровождавших короля, и поручили ему ответственнейшее дело - наблюдать за колокольней. Лафортюн вбежал в палатку Мориса Саксонского. Тот, как и король, всю ночь не смыкал глаз. Сейчас они оба склонились над картами вместе с генералами, членами генерального штаба.
- Клянусь моей бессмертной душой! Значит, они все же добились своего! А как ведет себя свеча, приятель? - закричал маршал, делая знак Эрнодану выкатить наружу свое плетеное кресло.
- Что? Как ведет себя свеча? Да никак, господин маршал! - ответил Лафортюн, от растерянности почесывая зад.
- Что значит "никак"? - рявкнул Морис Саксонский, готовый обвинить несчастного драгуна во всех смертных грехах.
- Дык вот так! Никак и значит "никак"! Мой капитан, тот самый, что толкает ваше кресло, сказал мне, чтобы я, значит, глаз не спускал с колокольни всю ночь. А когда загорится там, мол, огонек, чтобы я, значит, пришел да упредил вас, господин маршал. Еще он сказал, что если свечкой-то будут махать и рисовать крест, то тоже, чтоб я пришел и упредил… ну, а ежели ничего не будет, то, значит, ничего и не будет. Ну дык вот, огонек-то, значит, загорелся, но никуда он не двигается, точнехонько как мой большой палец, потому как сапоги-то у меня, значит, больно тесные… Уж простите, господин маршал, и вы, ваше величество… Ведь я уже докладывал об ентом капитану… разве не так, капитан?
Эрнодан де Гастаньяк, стоявший позади кресла маршала, отвел глаза и стал рассматривать звезды на небе. На лице короля было написано неподдельное изумление.
- Дай мне твою подзорную трубу, болтун! - проворчал Морис Саксонский. Через секунду он уже пытался отыскать в ночи колокольню.