- Мы ж в Москве, а ни где-нибудь! Наполеон, растяпа, думал что она сгорела, и они - местные - сокрушались. Нам-то известно, что не горят не только рукописи, а вообще - ничего! Надо ж было проявить хоть капельку патриотизма. Когда я попал на свалку того, что тут у них сгорело, то знаете ли, заплакал! Такие глубокие чувства! - Рыжий у камина засопел. - Какая богатая страна! И что ни сделают - прямиком на свалку - напасть какая-то!
- Отставить эмоции! Высказываться только по делу, - брюнет отправил летучий бокал на стол и с хрустом размял узкие бледные кисти.
- На моем участке пгоцесс идет в позитивном напгавлении, - подал гнусавый голос третий. Он сидел за мольбертом и, откидываясь на рояльном стульчике, разглядывал полотно. Рука с палитрой отлетела в сторону, блеснув кружевом розоватых брабантских манжет. Вы будете смеяться, но узкие очки, покрой бледно сиреневого сюртука и остальные черты его благородной внешности напомнили мне Леонида Парфенова, повествующего о Пушкине.
- Негативные силы еще не обезвгежены. Однако мои контакты с влиятельными пегсонами позволяют гассчитывать на благополучный исход опегации, - гнусавые, на французский манер, интонации художника несколько нарушали сходство с телезвездой. Попробовав на язык охру из тюбика, он поморщился и утратил акцент: - Не привык работать продуктами отечественного производителя. Написано "Икра баклажанная", а похожа на паюсную… Впрочем, кажется, мне удалось передать настроение. Эпическое полотно - "Вещевой рынок "Коньково" при утреннем освещении". Не легко дается обнаженная натура. Одежду гражданам я дорисую потом. Когда они сделают свой выбор.
- Пфф… - встав за спиной картавого Брюнет разглядывал холст. - Пошловато. Рубенс какой-то. И очевидное влияние импрессионистов. Что сказать о себе? Я все еще подбираю кандидатуры для реализации задания. Трех наблюдал на расстоянии, с одной встречался во сне. В ее, разумеется, сне. Увы, условия контакта так сложны, что торопиться нельзя. В общем - ничего определенного. - Взяв со стола гранат, он выжал сок на палитру картавого. - Немного терпкости не помешает… Пожалуй, композиция смотрится не плохо. Какие тела, какие лица - чудесный народ!
- В целом впечатление приятное. Воруют, интригуют, заказывают, продают, покупают, размножаются. Все как у людей. Впрочем, нравственно-интеллектуальный фон довольно напряженный. Национальный колорит. - Сделав несколько прицельных ударов по холсту, художник отложил кисть. - Обуви будет достаточно? Обнаженное тело всегда смотрелось правдивей.
- Да ну их, с колоритом! Бедствуют и бедствуют! Страдают и страдают! - у меня прямо нервы не выдерживают. - Рыжий хряснул ребром ладони толстую чурку.
- Поможем, - вздохнул брюнет. - Научим, поправим, подскажем. Вот только… - Он настороженно огляделся, я мгновенно нырнула в прикрытие витража. Но не сбежала - не могла не дослушать. Голос брюнета прозвучал с торжественной печалью:
- Надо признаться, без инструкций мы слабы. Обидная потеря.
- Как без рук… - поддакнул с безупречной дикцией художник.
- Искать надо, а не рисовать голых граждан, человеколюб! - Рыжий поднялся, со скрипом разгибая спину. - Мы чё, не знаем кто упер Ариус?
- Нам известны лица, заинтегесованые в пговале нашей миссии, - закартавил от волнения художник, блеснув над узкими очками тревожным взглядом. - У них и надо искать.
- Зачем тогда базар? Едем в этот самый ихний… как его… в круиз!
Рыжий пошел прямо на меня и притворил дверь. Я успела заметить косоглазие и лошадиные зубы, безобразивший и без того невероятно пакостную физиономию. И никого, никого он мне тогда не напомнил!
11
Я вернулась домой в сомнамбулическом состоянии и прибывала в нем все следующее утро. Такое не присниться. А если и присниться - то личности избранной, наделенной прозрением и редчайшим невезением. Ведь Ариус был у меня в руках! Был, был, был! И сплыл! Дура, растяпа… Противный Блинов - не подскажет, не направит, не выслушает толком. Обормот засекреченный! Я сидела в кресле своего офиса, зло уставясь на изображение Венеции на противоположной стене и особо - на совершенно беззаботного, с цветком на шляпе гондольера…
…- Сувенир из европейского далека! - проскользнув в мою комнату, господин Блинов В. Р. положил на стол альбом Лувра. - Какие роскошные фигуры у Рубенса! Битва богов. Напоминает осаду вещевого рынка.
Я нервно хихикнула, вспомнив художника из пентхауса, но сумела взять себя в руки - официальным тоном предложила посетителю кофе. Потом болтала о пустяках и присматривалась. Выглядел мой собеседник довольно усталым, хотя и старался скрыть это. По поводу отдыха с супругой не распространялся, обращался ко мне на "вы" и не делал попыток пригласить меня на тайный разговор. Явно не хотел коснулся тех загадочных происшествий, что в июле так потрясли нас. Но должна ли молчать я?
- Однако, идея с круизом для квартировладельцев вовсе не лишена привлекательности, - заметил Виктор по поводу приятной новости. Один из жильцов, руководящий крупной туристической фирмой, предложил путевки с огромной скидкой. - За такие деньги даже обслуживающий персонал может принять участие в чрезвычайно привлекательный морском круизе. Вы собрали чемоданы, Альбина Григорьевна?
- Круиз? - переспросила я с глупейшим лицом, поскольку только сейчас поняла, что имел в виду рыжий из пентхауса. Он подбивал своих компаньонов отправиться в путешествие на теплоходе! Еще мгновение - и я подала бы Виктору знак, означающий о необходимости приватной беседы. И уж там, в темном автомобиля, вывалила сразу все сразу о визите в пентхаус и том, что я увидела в дворцовых апартаментах! Что-то удержало меня - похоже, обида за супружеский отдых и боязнь услышать в ответ: "- Что ты наделала! Я же просил, настойчиво просил забыть о пентхаусе и всей этой истории!"
Пусть сам разбирается, раз уж такой опытный, такой занятый супружеским отдыхом и совершенно не нуждающийся в моей помощи.
- Всегда мечтала о морском путешествии! И полностью обновила гардероб - на теплоходе я же не буду состоять в обслуге и могу себе позволить пошиковать на равных с мадам Блиновой. - Светски улыбнулась я. И поперхнулась кофе - голубой глаз Депардье, ловко подмигивал, приглашая на тайную беседу! Мои брови лишь недоуменно надломились - я "не проняла" условного знака! Он принял мой отказ и тяжко вздохнул.
- Мудрое решение… - Блинов поднялся. - Говорят, ложь убивает любовь. Некоторые же полагают, что еще более смертоносно действует на нее откровенность. Похоже, мы с вами, Альбина Григорьевна, переборщили с откровениями.
- Да здравствует спасительная ложь и интригующая загадочность. Женщина должна быть как хороший фильм ужасов: чем больше места остается воображению, тем лучше. Так уверял Хичкок. - Парировала я стервозным голосом.
- Этого у вас не отнимешь, - взглянув на меня с сожалением, мой Депардье элегантно откланялся - пузатый и грациозный, как граф Монте Кристо.
Проводив Блинова, я долго пялилась на окрапленный дождем день за окном в полном недоумении. Что сейчас произошло? Что было-то? Объяснение в любви? Обвинение в предательстве? Обещание продолжения или окончательный разрыв?
В круиз, в круиз! Там разберемся.
12
Вас, конечно, не удивить морскими путешествиями, а мне, признаюсь, все на белоснежном лайнере "Св. Николай Романов" было в новинку и радовало до потери ориентации во времени и пространстве. Ощущала я себя на восемнадцать и ровно так, как, предполагаю ощущать себя в Раю. Морская синева, окрашенная расплавленным золотом закатных лучей, крики чаек, солоноватый бриз, нежно перебирающий волосы, алый диск, перетекающий из воздушной безбрежности в водную - образовывали дивную гармонию с моим млеющим от восторга и любви ко всему сущему Я. Ничего, ничего больше не надо, только вытянуться в шезлонге и впитывать каждой клеткой загорелого, невесомого, ароматного тела ошеломляющую благодать застывшего мгновенья!
- Не спи на солнце, Помидорина, - ткнула меня пяткой в бедро, расположившаяся рядом Лера. - А хорошо, что Дашка не поехала - ходила бы за нами хвостом и ныла, что все вокруг отвратные и скучные. Правда, теперь, думаю, у нее другие настроения.
- Моя "проповедь" подействовала!? Что ж ты молчала?
- Подействовал, думаю, Павел.
- Апостол!?
- Не дуйся, проповедница. После твоего письма Дашка со мной в самом деле разнежничалась и даже с парнем своим познакомила. Пашей зовут. Павел Никонорович - он важный и умный. Что-то возглавляет. Они в его доме на Оке будут отдыхать: - там катер, баня и всякие прибамбасы молодого преуспевающего карьериста. Только бы с детьми не торопились.
- Пусть торопятся. Я нянчить буду. С личной жизнью - завязано. И ведь как хорошо! - я блаженно потянулась. - Лучше и не надо!
- Ой, только не рассказывай мне, что ты Блинова совсем бросила. Ты из гордости дала ему понять, что в такие игры не играешь. А сама чахнешь.
- Я расцветаю…
- Может и расцветаешь, но наблюдательность и бдительность у тебя явно увяли. - Лерка машинально листала журналы, не выпуская из поля зрения окружающее. Черные очки позволяли осуществить этот маневр ненавязчивого наблюдения. - А ну глянь туда, вон правее, на верхнем мостике! Да осторожно, Алька! Не спугни ее, лапушка размечталась.
Я покосилась в указанном направлении и обомлела - у белых перил палубной надстройки стояла Ассоль, спешащая на встречу с Греем! Нет, она парила в воздухе, в ореоле туманно-белого, легкого, трепетного, в золотистом нимбе русалочьих волос, струящихся по ветру. Лицо обращено к обагренному закатом небу, ресницы опущены и выражение такое, словно девушка беседует со своим Ангелом. Голос Баскова, вырывающийся из репродукторов в бурном порыве "Amore Cosi Grande…" превращала картинку в законченное произведение идиллического реализма.