* * *
Мы обшарили весь город в поисках Марго. Арсен выпросил у спасателей бинокль и, взобравшись на вышку, внимательно осмотрел окрестности.
- Мы даже не знаем, в чем она была, - я еще спала, когда она ушла. Кстати, я спала и когда она вернулась вечером.
- Мы сидели в кафе. Потом купались. Она нырнула и потеряла парик.
- Парик? Какой еще парик? - недоумевала я.
- Она говорит, что стащила его у твоей бабушки.
- Ничего не понимаю! Сроду не видела Варечку в парике.
Арсен хмыкнул.
- Маргарита обожает чудить. Мне больше нравятся ее собственные волосы, но прямые ей тоже идут.
- Значит, это я вас видела в тот вечер.
Мне казалось, я смотрю в разбитый калейдоскоп. Вместо того чтобы сложиться в узор, камешки валялись бесформенной кучкой. Марго и Арсен… Невероятно. И еще этот маскарад.
- Я боюсь за нее. - Он опустил бинокль. - Она всегда рубит с плеча. Некоторые звереют, когда им в лицо говорят правду. В местную милицию обращаться без толку. Послушай, а может, тот шизик что-то знает? Где он живет?
Мы прокрались к дому, где Камышевский снимал комнату с отдельным входом, со стороны сада, прячась за лавровыми кустами. Он сидел в качалке на пороге и, судя по всему, дремал, прикрыв лицо газетой. Арсен громко кашлянул. Человек в качалке не шевельнулся. Тогда Арсен вышел из кустов и направился прямо к нему.
- Где Маргарита? - спросил он, грозно возвышаясь над Камышевским. - Не прикидывайся идиотом. Я из тебя начинку вытряхну!
Резким движением руки он сорвал газету. Я увидела обыкновенную дыню. Она лежала поверх скатанного матраца, который имитировал одетого в тренировочный костюм мужчину. Нижняя часть манекена был накрыта махровым полотенцем. Под ним оказались туго набитые сеном колготки в кружевных мини-трусиках.
- Послушай, я, кажется, такое уже видел где-то. Черт… ну да! Когда я обнаружил, что Жанку зарезали, я обо что-то споткнулся. Это были женские колготки, набитые сеном. И тоже в трусах. Этот тип настоящий извращенец. Я так боюсь за Маргариту.
…Она была в маминой гофрированной юбке и черной кофточке с люрексом. Сверху, с шоссе, я заметила пестрый кусочек материи среди пустынных валунов. Волосы слиплись от крови, но Марго была жива и даже узнала меня. Арсен на руках донес ее до шоссе. Какая-то "волга" довезла нас до больницы.
- Сотрясение мозга и рваная рана на голове. Судя по всему, она ударилась об острый край валуна, - сказал врач, оказавший Марго первую помощь. - Ваша родственница родилась в сорочке. И что ей вздумалось купаться в таком неприспособленном для купания месте? К тому же штормило. Будем надеяться, все обойдется. Но к ней пока нельзя. Да и она теперь будет долго спать.
Арсен повел меня в кафе перекусить. Мы молча жевали жесткий шашлык, запивали кислым местным вином. Я отупела от пережитого. В голове все время вертелась эта привязчивая "битловская" мелодия "Let It Be".
Вдруг Арсен стиснул мне запястье.
- Я знаю, кто это сделал. Я разрежу этого типа на кусочки.
- Так он тебе и дался. Да у тебя и доказательств нет. Она проснется и все нам расскажет.
- Нет, я должен сделать это сейчас, по горячим следам. Иначе он успеет скрыться. Пошли. - Он потащил меня к двери. - Твоя мать послужит приманкой. Не говори ей о том, что случилось с Маргаритой.
- Но она поймет все по моему виду.
- Ничего она не поймет. Ей сейчас не до того.
- А если она спросит, где я была?
- Мы втроем ходили в кино, поняла? Ты, я и Маргарита. Ты скажешь маме, что Маргарита скоро придет. Я спрячусь в саду.
Мама сидела на веранде возле открытого окна. Она даже не повернула голову на звук моих шагов. На ней было все то же нарядное поплиновое платье с оборками, только теперь они все поникли и платье выглядело будничным. Я подошла и обняла ее за плечи.
- Доченька, прости меня, - прошептала она и потерлась щекой о мою руку. - Ты, такая чистая и невинная, оказалась замешанной в жуткую грязь.
- Она к нам не пристанет, мама.
- Рита была права. Он ужасный человек. Но я не видела этого. Меня к нему так тянуло. - Мама всхлипнула. - Что я только не напридумывала про него! И это было замечательно. Теперь у меня снова начнется серая будничная жизнь.
- Ты еще влюбишься.
- Не хочу. Нет. - Мама решительно замотала головой. - Лучше жить без любви, тогда и разочаровываться не будешь.
- Он больше не приходил? - осторожно поинтересовалась я.
- Два раза был. Но я приказала ему уйти. Стоял передо мной на коленях. Он сказал, что будет просить у тебя прощения. - Она горько вздохнула. - Говорит, не спал всю ночь и нервы не выдержали. Он очень раскаивается, что сделал тебе больно. - Мама посмотрела на меня снизу вверх. У нее были заплаканные глаза. - Доченька, может, он на самом деле стал другим, когда встретил меня? Как ты думаешь?
Я неопределенно пожала плечами, хотя мне так хотелось сказать маме все, что я узнала за последние несколько часов. Но я не имела права.
- Ты не возненавидишь меня, если я прощу Эдуарда?
- Нет, мама.
- Рита на этом не успокоится. Она по-своему права, но ей не понять, что подчас любовь может сотворить с человеком чудо.
Я поспешила отвернуться, чтобы мама не заметила моей ехидной ухмылки.
- Ты в это не веришь?
- Верю, мама.
- Вон опять идет. Доченька, прошу тебя, оставь нас.
Я столкнулась с Камышевским на тропинке возле крыльца. Он схватил меня за руку и поднес к губам. Я вырвала руку и нырнула в кусты.
- Я сделаю из него отбивную. - Арсен решительно шагнул в сторону дома, но я повисла на нем.
- Погоди. Он никуда не денется. Пожалей маму.
- Он может сделать с ней то же, что сделал с Маргаритой.
Я умоляюще смотрела на него. Он вернулся в кусты.
Между тем на веранде разыгрывалась настоящая мелодрама. Камышевский ползал у матери в ногах и рыдал самым натуральным образом. Она пыталась поднять его, она даже гладила его по голове, но он все твердил:
- Мое место здесь, у этих ног.
Наконец он все-таки встал с пола и сел на краешек стула.
- Я тебя прощаю, Эдуард, - услышала я слабый мамин голос. - Но замуж за тебя выйти не смогу. Понимаешь, мне будет стыдно перед семьей, перед Сашей в первую очередь. Она видела эти фотографии. К тому же ты с ней ужасно поступил.
- Я постараюсь все ей объяснить. Я был невменяем в ту минуту. Такое не повторится. Неужели ты совсем потеряла веру в меня, Женя?
- Я верю, но… - Мама встала и положила руку ему на плечо. - Оставь нас в покое, Эдуард. Прошу тебя.
- Не могу! - Камышевский вскочил и заметался по веранде. У него это получалось красиво, как на сцене. - Я привязался к тебе всем своим существом. Я полюбил Сашеньку, я считаю ее своей родной дочкой. Даже к Маргарите я испытываю родственные чувства, хотя она меня и ненавидит. Надеюсь, со временем это пройдет.
- Я никогда не выйду за тебя замуж, - слабым, но решительным голосом заявила мама. - Никогда.
- Тогда я погиб. Я скачусь на дно, вываляюсь по уши в грязи, превращусь в обыкновенное одноклеточное, каких на этом свете много. Мужчина, брошенный любимой женщиной, в ста случаях из ста превращается в полное ничтожество. Ты будешь жить со своей виной до гроба.
- Давай расстанемся друзьями, без этих громких театральных фраз. Пожмем друг другу руки, скажем "спасибо" за то, что у нас было. И не будем поминать друг друга лихом.
Голос мамы дрожал. Казалось, она вот-вот расплачется.
- Нет! Женя, ты не можешь дать мне погибнуть! Спаси меня! Спаси!
По лицу мамы текли слезы, но она не двинулась с места. Камышевский подошел к ней сзади, обнял и зарылся лицом в ее волосы.
- Подонок, - прошептал Арсен. - Он каждую ночь пробирался к вам в сад и просил твою маму впустить его к ней в комнату. Она его ни разу не впустила.
- Откуда ты знаешь?
- Я еще много чего знаю. - Он глянул на меня как-то странно. - Последнее время я мучился бессонницей.
- Значит, ты видел, как я ходила в крольчатник в надежде встретить…
Он тронул мою руку.
- Забудем это недоразумение. Тем более что мы с тобой скоро станем родственниками. Смотри, кажется, этому проходимцу удалось охмурить твою маму.
На веранде целовались. Это был страстный и очень красивый поцелуй, и я испытала головокружение. Как вдруг мама уперлась обеими руками Камышевскому в грудь и с силой оттолкнула его.
- Прощай, - сказала она и добавила очень тихо: - Навсегда.
Она бросилась в свою комнату и закрылась на щеколду.
Камышевский, оглядываясь все время на дверь, вышел на крыльцо, спустился на тропинку. Он постоял там с полминуты и направился в сад. Он прошел совсем рядом от кустов, где скрывались мы с Арсеном. Меня обдало волной какого-то незнакомого, до тошноты резкого запаха мужской туалетной воды.
- Теперь он никуда от меня не денется, - сказал Арсен и поднялся во весь рост. - Какой негодяй. Твоя мама очень сильная женщина. Я ею восхищаюсь.
- Погоди. Он что-то задумал.
Камышевский остановился под инжиром, где они вчера сидели с мамой на лавочке, достал из кармана моток бельевой веревки. Он держал его в вытянутой руке и смотрел на него точно зачарованный. Потом перекинул конец веревки через ветку инжира, уцепился за нее обеими руками и повис.
- Представление продолжается, - сказала я. - Он знает, что окно маминой комнаты выходит в эту сторону.
Камышевский тем временем сделал петлю, в которую просунул голову. Он стоял с петлей на шее и смотрел умоляющим взглядом на мамино окно.
- Даже повеситься по-настоящему не умеет, - прошептала я.