* * *
Женщина моих лет что-то писала за столом, заваленным карточками больных, и не сразу подняла голову. Ее лицо было спокойным и усталым. Светлые, небрежно накрашенные глаза за стеклами очков смотрели равнодушно.
- Талончик, - потребовала она.
- Извините, но я хотела поговорить.
- У меня прием, больные ждут, мне некогда разговаривать.
- Я понимаю, но прошу вас. Это не долго, всего один вопрос. Я высидела очередь и все равно не уйду.
- Давайте, только быстро, - неохотно покорилась женщина. Чувствовалось, что у нее просто не осталось сил, чтобы еще и спорить. Она откинулась на спинку стула, но не выпустила из рук авторучку.
- Вы помните Елену Сергеевну Троицкую?
Лицо врача изменилось. Раньше оно было просто недовольным, теперь излучало неприкрытую неприязнь.
- Она больше не является моей пациенткой.
- Это я знаю. Но хочу знать почему.
- А вы, собственно, кто?
- Меня тоже зовут Елена Сергеевна. Я мать Троицкой.
- Вот оно что! Ваша дочь отказалась от моих услуг.
Женщина обиженно поджала губы. Она все еще переживала ту историю.
- Моя дочь как-то объяснила свой поступок?
- Сказала, что я недостаточно компетентна. А было так. Троицкая пришла ко мне с жалобами на ухудшение состояния. Я назначила обычную серию анализов. Они ничем не отличались от предыдущих, обычная послегепатитная печень в состоянии ремиссии. Больная не согласилась, потребовала устроить ей консультацию.
Я не видела оснований. Она отправилась к заведующей, устроила скандал. А что, собственно, случилось?
- Она умерла.
Лицо напротив выразило непонимание:
- От чего? Несчастный случай?
- Нет. От рака печени.
Врач решительно покачала головой и уверенно заявила:
- Это невозможно. У нее не было рака печени. Ее печень была несколько увеличена, и все. После желтухи ваша дочь очень следила за собой. Вы можете взять в регистратуре ее карточку, там анализы за многие годы.
Повторяю, ваша дочь очень следила за собой после желтухи.
Она сняла очки, потерла указательным пальцем переносицу, помолчала, усваивая новость. В ее поведении не чувствовалось никакого сомнения. Женщина была уверена в своем диагнозе.
- У вас есть результаты вскрытия?
- Нет. Вскрытие не проводилось.
На меня смотрели потрясенные близорукие глаза.
Карточки в регистратуре не оказалось.
- Где же она?
Пожилая неторопливая регистраторша пожала плечами за разделяющим нас стеклом:
- Наверное, дома. Многие так делают - берут домой и там хранят.
* * *
В это утро Клара не выглядела утомленной и казалась совсем молодой. Весь Лялькин персонал должен постоянно носить на работе что-нибудь из изделий народных промыслов. На Кларе красовался потрясающий жилет, связанный крючком из ярко-красной блестящей пряжи.
Мы сидели за столиком в маленьком полуподвальном кафе в самом начале Арбата. Работал кондиционер. Он и завешенные окна, расположенные высоко под потолком, создавали прохладу и полумрак. На каждом столике горел небольшой светильник в форме свечи.
Клара сразу и без вопросов согласилась встретиться со мной, когда я позвонила.
- Что вы сказали Михаилу Павловичу, когда отпрашивались?
- Ничего. Я предупредила, что после обеда загляну в ателье-салон, поинтересуюсь, как идет ремонт.
- Хорошо. Мне бы не хотелось, чтобы Михаил Павлович знал о нашей встрече. Если спросите: "Почему?" - отвечу, что не знаю.
- Я понимаю. Вам просто не хочется осложнять отношения.
- Может быть. Я вам благодарна, что вы пришли.
- Не за что. Мне тоже хочется поговорить о Елене Сергеевне. Последние два года мы проводили вместе много времени. Стали не то что подружками, но не чужими. Мне ее не хватает. С ней можно было разговаривать обо всем. Ее все интересовало, ей до всего было дело.
- Клара, эта ее болезнь… Мне непонятно. Я видела ее за месяц до… Она ни на что не жаловалась, кроме усталости.
Клара отпила глоток остывшего кофе и сделала знак официанту принести свежего. Ее манеры свидетельствовали о привычке к подобным местам. А я бываю в ресторанах редко и чувствую себя не очень уверенно.
Кофе показался мне горьким, и Я отставила чашечку, а теперь слизывала с ложечки мороженое, запивая малиновым соком.
Официант заменил Кларе чашку. Она отпила и оперлась локтями о стол. Наши лица сблизились.
- Я впервые о болезни услышала от Михаила Павловича. Он сделался озабоченным, по сто раз на дню звонил, спрашивал, как она, просил напомнить ей, чтобы пила травы.
- Что за травы?
- Да обычные. Что-то желчегонное. Кукурузные рыльца, что ли…
Я кивнула; Лялька действительно пила травы. Она вообще любила всякие отвары и настои. Миша смеялся:
"От Ляльки всегда пахнет травой, и мне снится, что я ночую в стогу".
Мне было плохо. Клара тоже выглядела подавленной.
- Дальше - больше. Однажды пришел расстроенный. Сказал, что у Елены Сергеевны пожелтели белки глаз. В то утро и она расстроилась. До этого вроде внимания не обращала, а тут притихла. Начала ладонь к правому боку прижимать. А потом вообще кошмар начался. Врачи, целители, бабки… Елена Сергеевна сильно похудела. Михаил Павлович от нее ни на шаг.
Я однажды случайно увидела. Он на коленях перед ее креслом стоит, руки ей целует, плачет: "Ляленька, милая, как же я без тебя?" Я просто обалдела. Зачем он так? Живую отпевает.
У меня по щекам потекли слезы. Клара махнула рукой официанту, заказала коньяк.
Мы выпили. Клара достала из сумочки пачку бумажных платков. Она аккуратно промокнула глаза, высморкалась. Я тоже взяла у нее платок, вытерла лицо.
Клара одобрительно кивнула.
- Пойдемте отсюда. Курить хочется. Сядем где-нибудь в скверике.
Мы расплатились и встали из-за стола. Юра, читающий журнал за столиком у двери, тоже встал, оставил на столе деньги за кофе и присоединился к нам.
Мы сели на скамейку в скверике во дворе одной из арбатских улочек. Юра со своим журналом устроился на соседней. Клара размяла сигарету, чиркнула спичкой и, глубоко затянувшись, села, уперев локти в колени. Я ждала продолжения ее рассказа, но не торопила ее, давая вспомнить мельчайшие подробности того времени.
- Не знаю, может быть, вам это неприятно слышать, но Михаил Павлович мне никогда не нравился.
Он грубый, заносчивый и не слишком умный. С ним тяжело работать. К тому же он распускает руки. Я-то с любым справлюсь, а молоденькие девчонки из-за него настрадались. Я знаю двух, которые из-за него уволились. А Галке он проходу не давал, а когда их Елена Сергеевна застукала, все на нее свалил, дескать, пристала, спасу нет. Опозорил девку.
Но тогда, во время болезни жены, он всех нас поразил своей заботливостью и преданностью. Все для нее делал сам. В последнюю неделю все дела на меня и Аллу Николаевну - нашего бухгалтера - бросил, сидел с женой. Мы ему предлагали хорошую сиделку. Елена Сергеевна просила позвать какую-то тетю Лиду. Он расплакался при мне, начал обвинять ее в том, что она ему не верит, не любит его. Она тоже заплакала, обняла его. У нее были тонкие, совершенно прозрачные руки. Тогда я поняла, что она умрет.
Клара закрыла лицо руками и так сидела, расплываясь в моих истекающих слезами глазах.
- Последняя неделя была похожа на театр абсурда. Он ревновал ее к знакомым, друзьям. Это стало манией. Он препятствовал ее общению с любыми людьми. Уходя из дома, даже совсем ненадолго, отключал телефон. Узнав, что я в его отсутствие помогла Елене Сергеевне позвонить вам, пришел в бешенство, потребовал передать содержание разговора. Но и после этого не успокоился, назвал меня предательницей и выставил из квартиры.
- Значит, они были вдвоем, когда Лялька умерла?
Девушка кивнула темноволосой растрепанной головкой и откинулась на спинку скамьи, прижавшись ко мне плечом.
- И все равно я не обиделась на него за грубость, он вызывал во мне сочувствие и уважение. Я прощала ему все, что он творил после ее смерти. Он торопил похороны, не хотел никого и ничего слышать, все время твердил: "Она так хотела". Он не хотел сообщать родным. Нам с трудом удалось внести ваше имя в список оповещаемых, и то потому, что он побоялся ссориться с вашим мужем. Он не отвечал на вопросы, сразу кричал, топал ногами, рыдал. Мы все жалели его. А потом… Через несколько дней после похорон Алла Николаевна позвала меня к себе в бухгалтерию и показала кучу счетов.
Понимаете, он оплачивал лечение жены не из личных средств, а из средств фирмы. Я этого понять не могу… И почему-то все происшедшее приобрело другую окраску.
А вам Елена Сергеевна просила передать…
Я замерла, не сводя глаз с милого задумчивого личика.
- "Маме скажите, пусть не плачет, я счастливо прожила и ее всегда очень любила". И еще: "Пусть мама Мишу не бросает, поможет ему, он совсем один остается". И просила передать вам вот это.
Клара достала из сумочки конверт.