- Видишь женщину, которая вроде как прячется за банками с клюквенным соусом? - спросила я. - Это мисс Джина. Владелица нашего местного "Крогера" - ну, продуктового магазина. Дядя Вик ухаживает за ней уже девятнадцать лет. Это единственная фотография, на которой есть они оба, поэтому она и любимая.
- Как это "ухаживает уже девятнадцать лет"? - не поняла Джаза.
- Ну, у моего дяди Вика - кстати, он ужасно милый - свой магазин экзотических птиц, называется "Пташка в руке". И живет он фактически ради своих птичек. В мисс Джину он влюбился еще в выпускном классе, но так и не разобрался, как говорят с женщинами, и вот с тех пор… ну, ошивается поблизости. Куда она, туда и он.
- Это называется "преследовать", - заметила Джаза.
- С юридической точки зрения - нет, - ответила я. - Я как-то спросила у родителей, еще когда была маленькой. Да, это странно и вообще неловко, но это никакое не преследование. Собственно, самое страшное, что он совершил за все это время, - однажды прицепил коллаж из птичьих перьев к ветровому стеклу ее машины…
- А ее это разве не пугает?
- Мисс Джину? - Я рассмеялась. - Ничуть. У нее дома целый арсенал.
Последнюю часть я придумала, чтобы позабавить Джазу. Вряд ли у мисс Джины есть оружие. Хотя, кто ее знает. В нашем городке оно у многих есть. Однако человеку, который в глаза не видел дядю Вика, трудно бывает объяснить, насколько он безобиден. Но стоит увидеть его с каким-нибудь миниатюрным попугаем, и становится ясно: он и мухи не обидит. А кроме того, если бы он начал выкидывать какие-нибудь фортели, мама живо бы запихала его за решетку.
- Моя жизнь куда скучнее твоей, - заметила Джаза.
- Скучнее? - повторила я. - Но ты же англичанка!
- Да. И в этом нет ничего интересного.
- Но у тебя… есть виолончель! И собаки! И ты живешь на ферме… ну, все такое. Да еще и в деревне.
- В этом как раз нет ничего интересного. Деревню нашу я люблю, но мы все там… совершенно обыкновенные.
- В нашем городке, - заявила я торжественно, - такого человека почитали бы за божество.
Джаза хихикнула.
- Я не шучу, - сказала я. - Моя семья - ну, я имею и виду себя, маму и папу, - мы единственные обыкновенные люди во всей округе. Вон, возьми моего дядю Вилли. У него восемь морозильных камер.
- Ну, в этом нет ничего такого уж странного.
- Семь стоят на втором этаже, в пустой спальне. А еще он не доверяет банкам и все сбережения держит в шкафу, в жестянках из-под арахисового масла. Когда я была маленькой, он дарил мне пустые жестянки, чтобы я тоже понемногу копила деньги.
- О, - только и сказала Джаза.
- А еще у нас есть Билли Мак, который создал в своем гараже новую религию, Народную церковь единого народа. А вот моя бабушка - она почти совсем обыкновенная, но и она каждый год вызывает фотографа и делает постановочную фотографию, для которой надевает довольно откровенное платье, а потом рассылает снимки всем друзьям и родным, в том числе и папе, который рвет конверт на куски, не вскрывая. Такой вот у нас городок.
Джаза ненадолго притихла.
- Я бы очень хотела у вас побывать, - сказала она наконец. - Потому что сама-то я очень скучный человек.
Сказано это было так, что я сообразила: Джаза сильно из-за этого переживает.
- Мне ты не кажешься скучной, - возразила я.
- Просто ты пока меня плохо знаешь. И у меня нет ничего вот такого.
Она повела рукой в направлении моего компьютера, имея в виду мою жизнь в целом.
- Зато у тебя есть вот это, - сказала я и повела рукой, имея в виду Вексфорд и вообще Англию, но получилось, что я вроде как дергаю за невидимые бубенчики.
Я хлебнула чаю. Горло, кажется, отошло. Но время от времени я вспоминала, каково это - задыхаться, вспоминала эту странную вспышку…
- Ты не любишь Шарлотту, - заявила я, подмигивая. Нужно было что-то сказать, чтобы выбросить весь этот ужас из головы. Пожалуй, прозвучало слишком грубо и резко.
Джаза скривилась:
- Она… любит быть лучшей.
- Это слишком вежливо сказано. Как это она выбилась в председательши?
- Ну… - Несколько секунд Джаза перебирала мое одеяло, защипывая и отпуская складочки. - Старост выбирают воспитатели мужского и женского корпусов.
Председателем ее назначила Клаудия, и, полагаю, она этого заслуживает…
- А ты претендовала на это место? - спросила я.
- Там не бывает претендентов. Тебя просто выбирают. И не нужно пихаться локтями - в смысле, подлизываться. Кроме того, Джером и Эндрю - мои друзья. Ну а с Шарлоттой… ну, ей нужно во всем быть лучшей. Учиться лучше всех. Быть первой в спорте. Встречаться с наипервейшим кавалером.
Таким вот Джаза была человеком: она не только употребляла в обыкновенном разговоре слова вроде "наипервейший кавалер", она еще и переживала, когда говорила что-то плохое о других. Даже несколько раз сжала кулаки, словно ей требовалось усилие, чтобы вытолкнуть нелестное высказывание из своего тела.
- Когда мы сюда поступили, я некоторое время встречалась с Эндрю, - продолжала Джаза. - Пока я им не заинтересовалась, он Шарлотте был до лампочки. А когда у нас что-то началось, она просто не могла это так оставить. Закрутила с ним роман, когда мы расстались, потом и сама сразу его бросила, словом… она не может… ну, как видишь, я с ней больше не живу. Я живу с тобой.
Джаза негромко вздохнула, словно изгнав изнутри демона.
- А сейчас ты с кем-нибудь встречаешься? - спросила я.
- Нет, - сказала она. - Я… нет. Может, в университете и буду. А сейчас нужно думать об учебе. А ты?
Я мысленно обозрела краткую и бесславную историю своих увлечений в Бенувиле. Я тоже больше думала об учебе. Пришлось приложить немало усилий, чтобы поступить в Вексфорд. Пообжиматься с приятелем-другим на парковке возле супермаркета - вряд ли это можно назвать "я встречалась". Да, если подумать, я тоже ждала - ждала, когда окажусь здесь. Воображая себе свою жизнь в Вексфорде, я все время видела кого-то с собой рядом. Вот только после моей сегодняшней выходки вряд ли эта картинка станет реальностью - разве что англичанам почему-то нравятся девицы, способные выстреливать изо рта куски мяса.
- Я тоже, - ответила я. - Я тоже в этом году собираюсь думать об учебе.
Разумеется, обе мы мысленно добавили к этому: "До определенной степени". Я приехала сюда учиться. После Вексфорда мне подавать документы в университет. И я обязательно перечитаю все книги у себя на полке, и мне действительно хочется ходить на занятия, даже если эти занятия, похоже, угробят меня окончательно. И все же мы не сказали друг дружке всей правды, и обе мы это знали. Пристальный взгляд - и что-то почти осязаемо щелкнуло: нас объединила эта одинаковая ложь. Мы с Джазой "просекали" друг друга. Может, она и была тем "кем-то", кого я видела рядом в своем воображении.
7
На следующий день пошел дождь.
Начался день с двух уроков французского. Дома я была во французском сильна. В штате Луизиана у многих французские корни. В Новом Орлеане куча французских названий. Я думала, что во французском обставлю всех, но иллюзия эта разбилась вдребезги, когда наша преподавательница мадам Лу влетела в класс, квохча по-французски как раздосадованная парижанка. Оттуда я отправилась на два урока английской литературы, где нам сообщили, что мы будем изучать период с 1711 по 1847 год. Такая точность меня доконала. Причем материал не слишком отличался от того, что мы изучали дома, - просто подавали его на каком-то гораздо более взрослом уровне. Учителя говорили со спокойной уверенностью, будто обращались к титулованным академикам, а ученики именно их из себя и изображали. Нам предстояло читать Поупа, Свифта, Джонсона, Пипса, Филдинга, Кольриджа, Вордсворта, Ричардсона, Остин, сестер Бронте, Диккенса… список казался бесконечным.
Я пошла обедать. Дождь не стихал.
После обеда у меня был перерыв - он ушел на приступ паники в тиши нашей комнаты.
Я была уверена, что хоккейную тренировку отменят. (Собственно, я даже спросила у кого-то, чем здесь принято заниматься, если спортивное занятие отменили из-за плохой погоды, - в ответ надо мной посмеялись. Так что и побрела на стадион, в крошечных шортиках и флисовой куртке и, разумеется, с загубником. Накануне вечером я сунула его в кружку с горячей водой, размягчила и подогнала под свои зубы. Было приятно. На стадионе мне выдали вратарское снаряжение. Не знаю, кто придумал форму вратаря в хоккее на траве, но этот человек явно обладал четким представлением о том, как избегать травм, и совершенно потусторонним чувством юмора. На голени пришлось надеть синие дутики толщиной в две мои ноги. На верхнюю часть ноги приходились такие же. Нарукавники были похожи на те, в которых учатся плавать, только перекачанные. На грудь тоже надевалась защита, а поверх - необъятная футболка, на ноги - ботинки как у персонажей из мультиков. А еще - шлем с забралом. В результате ты, по сути, облачался в этакий карнавальный костюм борца сумо - только куда менее элегантный, да и на человека ты смахивал меньше. На то, чтобы все это на себя напялить, у меня ушло пятнадцать минут, потом пришлось заново учиться ходить. Вторая вратарша, по имени Филиппа, управилась вдвое быстрее и, пока я пыталась натянуть шиповки, уже бежала, раскидывая ноги, в сторону поля.
Когда я облачилась, меня поставили на ворота и все принялись по ним бить. Клаудия орала, чтобы я шевелила ногами и отбивала мячи, иногда для разнообразия предлагала шевелить руками. И все это время под шлем затекал дождь и струился по лицу. Двигаться я не могла, мячи просто попадали в меня. В конце концов, когда я пыталась стянуть дутики, ко мне подошла Шарлотта.
- Хочешь - могу помочь, - сказала она. - Я уже давно играю. Давай потренируемся вместе.