Только недолго довелось грозному острогу воевать, из пушек и пищалей палить. Не сладко жилось лесным людям; по дремучей тайге прятались они, как затравленные зайцы: обижали их разбойные ханы со своими ватагами; кровавые добытчики, подобно огню, набегали с южной стороны - грабили, убивали, уводили в плен. Сколько пролито было крови, сколько загублено тунгусов и бурят - счету нет! Целые племена истреблялись начисто... Рыба ищет, где глубже, а человек - где лучше. Лесные люди без опаски пришли к острогу-крепости. Принесли мирные подарки - шкуры лис, соболей, песцов - и встали в подданство русского царя. За толстыми стенами острога, под крепкой рукой русских воинов, не страшны разбойники-ханы!
- Чудно! Говори, Николка, да не заговаривайся. Что ж, тунгусы и буряты тайгу бросили, пришли и работными людями стали или пашенными крестьянами? - усомнился старый ватажник Петрован Смолин и сумрачно посмотрел на словоохотливого рассказчика.
А рассказчик хитро глаза сощурил, молча оглядел Петрована Смолина и продолжал:
- Посмотрели тунгусы и буряты на житье русских работных людей и диву дивятся: сколь мудрые они умельцы, какие мастера смышленые на все руки! Что нам, сынам Руси, запросто и обычно, то для тунгусов и бурят невиданные диковинки. Смотрят они на избы русские, на бревенчатые строения и от удивления будто громом оглушены. Памятно мне: один старый, столетний тунгус подошел, ощупал мою избенку, походил вокруг, расхохотался: "Совсем лючи глупые люди! Зачем такой чум ставят? Как кочевать, его на оленей не положишь, в далекую тайгу не увезешь. Век жить на одном месте? Совсем худо!"
Ватажники громко смеялись. Николка остановил их:
- Тунгусы - храбрые охотники и звероловы. Огневых пищалей не имеют, со стрелами да рогатинами идут и на медведя и на кабана. Но сыскался у нас в Братске беглый мужик Мишка Кошкин. Пересмешник, плясун, буян, а родила его мать с золотыми руками. До чего ж славно мастерит всякие мудреные затеи - ум мутится! Увидел он тунгусские ловушки на соболей, на лисиц, на волков и давай похваляться: "Да я такие смастерю ловушки на зверей, что небу будет жарко! Вся добыча - в моих руках, все соболи - у меня за пазухой!"
- Смастерил? - не утерпел Петрован Смолин.
- Смастерил на удивление всем охотникам и звероловам. Дивные самоловы! Стали тунгусы перенимать, а Мишка Кошкин - душа нараспашку кричит: "Берите, пользуйтесь! Я еще не то могу, мне все подручно!" Тунгусы и буряты к хлебушку нашему приобыкли да к царскому вину. Огненной водой зовут. Только давай!
Ватажники зашумели, к рассказчику подскочил рыжебородый мужик.
- Николка, о вине помолчи! Нутро и плачет и горит! Клянусь, бочонок с государевым вином поставь - до дна выпью одним духом!
Захохотали ватажники.
Рассказчик закурил трубку, выпустил облако едкого дыма, опять заговорил:
- Тунгусы и буряты в ум взять не могут: откуда калачи да караваи родятся? На пашни смотрят и разгадать не в силах: зимой пашни в снегах, весной - в зелени, летом - в золотых колосьях, а где же караваи да калачи?
Ватажники удивлялись:
- Одно слово - лесные!
- Темнота!
- Пашня-то не всякого кормит, а только радивого да умелого...
- Не кичись, Степка, - остановил особо ретивого ватажника рассказчик. - Тунгусы и буряты - смышленый народец, они и к пашням приобыкнут, дай только срок. А в тайге тунгусы - что рыба в воде: знают каждую звериную тропку, все горные переходы и выходы из дебрей, им ведомы все перевалы и волоки, чуют далеко звериный топот, птичий клекот, змеиный шип... Не худо бы в проводниках иметь нашему атаману старого тунгуса, меньше бы блуждали по буреломам, болотам да страшным кручам, зря бы не маялись.
Ватажники притихли. Немало бед приключалось с ними в неведомых лесных далях, в нехоженых дебрях.