Ведь это вы подложили тогда лягушку в мой портфель, не так ли?
— Но, господин учитель… — блею я, вмиг возвратившись в состояние школьника с его идиотской психологией.
— Срок давности истек, — вздыхает Морпьон, — так что можете признаться.
— О'кей, это был я.
— А ледышку на мой стул тоже?
— Может быть, — сознаюсь я.
— А кто смочил в синей краске губку для доски?
— Я уже не помню, учитель.
— А я помню. У меня был испорчен костюм. Он ввинчивает свой палец мне в грудь.
— А теперь признайтесь, что принимаете меня за слабоумного.
— Вовсе нет, господин учитель. Я просто думаю, что вы рассеянны.
Помните, однажды вы начали вести урок по программе пятого класса в девятом?
— Конечно, — бормочет Морпьон.
— А тот случай, когда вы надели воротничок и манжеты на голое тело?
— Да?
— Учитель, когда человек забывает надеть рубашку, он вполне может забыть, что завел часы. Не беспокойтесь, главное, что у вас ничего не пропало.
Я протягиваю ему руку.
— Я вас оставляю. Если появится еще одна тайна, без колебаний обращайтесь ко мне. Я очень рад был с вами встретиться. Кстати, вы еще преподаете?
Он подмигивает.
— Я уже четыре года на пенсии, но веду уроки в религиозном пансионате, чтобы не отрываться от работы.
— Вы, старый атеист?! — восклицаю я. Он хитро подмигивает мне.
— Успокойтесь, я много рассказываю им о Вольтере, Руссо и Карле Марксе.
Мы расстаемся, я спускаюсь прямиком к консьержке и сразу беру быка за рога.
— Скажите, дорогая мадам, вы знаете, что учитель Мопюи считает, что кто-то входил в его квартиру во время его отсутствия?
— Знаю, — отвечает она хриплым голосом.
— Я бы хотел узнать ваше мнение на сей счет.
— Вы его родственник? — спрашивает она.
— Нет.
— Тогда вот мое мнение!
Она приставляет указательный палец к виску и начинает им вертеть.
— Спасибо за информацию, — очень куртуазно говорю я. Я выхожу счастливый оттого, что могу вновь вдохнуть чистый парижский воздух после удушающей атмосферы дома Морпьона.
Глава 2
Мой спортивный “ягуар” стоит в нескольких метрах от дома. Садясь за руль, я бросаю прощальный взгляд на окна Морпьона. Маленький человечек, вынырнувший из прошлого, задел какую-то чувствительную струну в моей душе, и, не стыжусь признаться, на глазах у меня выступили слезы. Его жалкая бледная физиономия виднеется пятном за грязными стеклами окна. Я дружески машу ему рукой, чего он не видит, потому что слеп не хуже крота. Я жму на стартер, и двадцать две лошади, спрятанные под капот, начинают фыркать. В тот момент, когда я трогаюсь с места, меня вдруг охватывает дрожь. Пока я махал Морпьону рукой, о чем сообщил выше, мое подсознание, никогда не отрывающееся от реальности, засекло одну странную деталь. Ему потребовалась десятая доля секунды, чтобы передать это моему котелку. Я выключаю зажигание и смотрю на седьмой. На подоконнике вижу привязанную белую ленточку.
Весенний ветерок тихо шевелит ее. Секунду изучаю ее, потом мой взгляд уносится за крыши, к горбатым облакам, придающим горизонту мрачный вид.
Я читаю в них правду. Морпьон не спятил. Почему я сразу поверил в это, хотя до сего момента держал старого учителя за выжившего из ума?
Из-за ленточки, привязанной к окну.
Я как сумасшедший выскакиваю из машины и поднимаюсь в квартиру Морпьона. Он не особо удивлен, видя меня вновь.
— Я знал, что вы вернетесь, — говорит он мне.
— Правда?
— Вы всегда были таким, Антуан. У вас первое решение никогда не бывало правильным. Пока спустились с седьмого на первый, вы поняли, что папаша Мопюи хоть и рассеянный, но не чокнутый!
Вместо ответа я иду к окну, открываю его и отвязываю ленту. Она оказывается самой обыкновенной, наподобие тех, какими кондитеры обвязывают коробки со сластями.