- А Димка местный.
- Местный, - фыркнул Пашка. - Он стрелять-то умеет?
- А ему и не нужно стрелять, - усмехнулся Верещагин. - Если разведчик начал стрелять - значит, плохи дела.
- Он вернется, - вдруг сказал Пашка. - Вы не беспокойтесь, он вернётся, время ещё есть. Вы не волнуйтесь.
- Не волноваться? - Верещагин тщательно провёл линию. - А я и не волнуюсь. Зачем мне волноваться за чужого мальчишку? - он хмыкнул и сказал: - Просто я когда-то не сдал два экзамена - первый по прощению, второй - по любви… Вот и всё.
- Не волнуйтесь, - повторил Пашка.
И почти тут же в коридоре что-то бумкнуло, кто-то засмеялся - и стремительно вошедший Басаргин выдохнул:
- Вернулись.
- Почему во множественном числе?.. - непонимающе пробормотал Верещагин, сам не замечая, как встаёт из-за столика. Лицо Пашки расплылось в улыбке.
- Запускать? - Басаргин тоже улыбался.
- Скорее! - крикнул Верещагин. И в его "кабинет" ввалились трое (трое?!) чумазых, оборванных, синхронно и широко лыбящихся мальчишек.
- Мы втроём ходили… - сказал Димка виновато, но в то же время буквально светясь. - Это вот Влад… вы его тогда видели, когда я вам сигареты подарил… а это Пашка…
- Мне было мало одного, - сказал Верещагин сухо, покосившись на своего вестового (он сидел на прежнем месте с видом "я же говорил!!!"). - А вот посылал я как раз одного.
- Ну… - Димка потупился.
- Он один здрыснул идти, - заявил Влад. - В ногах у нас валялся, чтобы мы тоже пошли.
- Докладывайте, - так же сухо (чтобы не захохотать, не расплакаться - не дай бог! - или не наделать ещё каких-нибудь глупостей) приказал Верещагин.
В мальчишках словно выключили тормоз. Все трое сунулись ближе к столу - и начался дикий галдёж:
- …а мы ползком, а там собаки - рррр…
- …а я рукой прямо в гавно…
- …а там кирпич - бум, и как заорут…
- …а пушки стоят - самоходки, десять штук…
- …а Пашка говорит: "Давайте что-нибудь напишем…"…
- …а мы в том месте тогда ещё сигареты покупали, и в дырку - нырьк…
- …нам как два пальца об асфальт, а они огроменные, да ещё в снаряге…
- …бздынь! Бздынь! У меня очко - жим-жим…
- …вот, я на руке записал…
- …гляжу - мина…
- …а они бла-бла-бла по-своему, я вот, на диктофон записал, может, важное что…
- …много - охер…ть…
Это был не доклад. Даже не его подобие. Это был просто весёлый и беспорядочный гомон. Но Верещагин не прерывал его. Он ещё расспросит всех троих - как следует и о том, о чём нужно. А пока…
Пока он просто стоял и улыбался, слушая, как галдят мальчишки.
***
Бла-бла-бла на чудом работающем в побитой "нокии" диктофоне оказалось трёпом двух часовых-янки - о бабах. Но, что интересно - янки. Значит, морскую пехоту не отвели в тыл. К чему бы это?
Верещагин отложил диктофон и с удовлетворением посмотрел на карту, испещрённую обозначениями. Был практически полностью разведан квартал между улицами Владимира Невского, Жукова, Лизюкова. И это сделали трое тринадцатилетних пацанов! Эх, Клим-Клим…
Жестокая, свирепая улыбка прорезала лицо надсотника. Институт искусств - а в нём штаб польско-хорватской бригады… Верещагин посмотрел на часы. Пашка на своём скутере уехал в штаб десять минут назад. Ну погодите, братья-славяне, предатели хреновы - через полчасика на ваши головы ухнут 203-миллиметровые фугасы двух резервных "пионов". Тогда вы - если уцелеете - поймёте, каково тем несчастным рядовым, которых вы гоните на наши стволы во славу своих заморских хозяев. Надеюсь, вы не сдохнете сразу, а помучаетесь с оторванными руками-ногами…
- Кто? - поднял он голову, услышав шаги - слишком осторожные для дружинника. - Кто там?
- Я… можно?
Мальчишеский голос… Со света Верещагин не сразу различил лицо, но голос узнал сразу:
- Заходи, Дим, - сказал он, ногой выдвигая стул, на котором обычно сидел Пашка.