С Драконом он пообщается, когда будет готов.
Чтобы немного развеяться, он спустился в галерею и провел некоторое время наедине со своими картинами. Получив от них все то, что он на тот момент способен был получить, он сел за стол и, не слишком сосредоточиваясь, посидел над просроченной статьей о Лотреке. Но все было бесполезно. В мыслях он постоянно возвращался к намерениям Дракона и к Писсарро, который мог от него уплыть. Последнее время он уже четко знал, хотя и избегал оформить для себя эту мысль словами, что больше на ЦИР работать не сможет. Совесть тут, разумеется, никакой роли не играла. Единственные угрызения, которые он испытывал от того, что влез в этот презренный шпионский мирок, порождались неприятными ощущениями от необходимости вступать с этим мирком в соприкосновение. Тут, вероятно, была и усталость. Возможно, перенапряжение. Если бы он только мог вести такой образ жизни, не связываясь со всякими Драконами, Поупами, Меллафами...
Майлз Меллаф. Вспомнив это имя, Джонатан сжал зубы. Почти два года он ждал, чтобы судьба предоставила ему случай поквитаться с Майлзом, ждал терпеливо. Не уплатив по этому счету, он не имел права выйти из-под крыла ЦИРа.
Очень немногим удавалось растопить броню ледяной отрешенности Джонатана. Тем, кому это удавалось, он был предан как собака, но и от друзей требовал того же. За всю жизнь только четыре человека получили право называться друзьями — рискуя тем самым сделаться и его смертельными врагами. Был Биг-Бен — Бен Боумен, которого он не видел уже три года, но с которым когда-то ходил в горы и пил пиво. И был Анри Бак, французский шпион-профессионал, у которого был дар находить во всем смешное и которому два года назад распороли живот. И был Майлз Меллаф, виновный в смерти Бака, хотя и был ближайшим другом и Джонатана, и Анри.
Четвертым был грек по прозвищу Грек. Он предал Джонатана во время одной из санкций. Только удача и отчаянный заплыв на четыре мили в ночном море спасли тогда Джонатана от верной гибели. По идее, у Джонатана должно было хватить жизненного опыта, чтобы понять, что человек, доверяющий греку-киприоту, достоин участи троянцев. Но это не помешало ему спокойно выждать, пока случай не свел его с Греком в Анкаре. Грек не знал, что Джонатану известно, кто продал его — возможно, будучи греком, он попросту забыл про этот случай, — и поэтому без колебаний принял в дар бутылку столь любимого им аррака. Однако содержимое бутылки было предварительно обработано. Старый турок, проделавший эту операцию, прибег к старинному методу — сжег семена ядовитого дурмана, собрал дым в глиняный кувшин и затем налил аррак в этот кувшин.
Ныне Грек пребывает, и до конца дней своих будет пребывать, в сумасшедшем доме. Там он скрючившись сидит в уголке, раскачивается взад-вперед и бесконечно тянет одну и ту же ноту.
Разобравшись с Греком, Джонатану осталось теперь решить вопрос с Майлзом Меллафом. Джонатан был уверен, что в один прекрасный день он несказанно удивит Майлза своим внезапным появлением.
Оглушительный звонок телефона прервал поток черных дум.
— Хэмлок? Поступил рапорт из Монреаля. Славная работа, приятель. — Клемент Поуп, наглый, как страховой агент. Вполне достаточно, чтобы Джонатан взбесился.
— Сегодня, Поуп, в почтовом ящике не было моих денег.
— Да ну? И что?
Джонатан сделал глубокий вдох, чтобы не сорваться окончательно.
— Соедините меня с Драконом.
— А почему не со мной? Я все могу устроить.
— Тратить время на разговоры с лакеями я не намерен. Дракона на провод!
— Может, я подъеду и мы спокойно обо всем поговорим?
Поуп издевался. Он знал, что Джонатан не может позволить себе показаться в его обществе.