Без этого я потеряю и дом, и все, что я многие годы собирал.
— Ну и что? Потеряешь дом? Мог бы еще преподавать. Ты ведь любишь преподавать?
Джонатан посмотрел на Бена. Сам он как-то никогда не задавался вопросом, любит он преподавать или нет.
— Похоже, не очень. Мне нравится общество умных людей, способных оценить мой ум и вкус, но просто преподавать — нет. Это служба, не более того.
Бен какое-то время молчал. Он допил пиво и смял банку в кулаке.
— Давай отменим восхождение, — твердо сказал он. — Скажем им, что ты заболел. Допустим, геморрой?
— Ахиллесова задница? Нет, Бен. И не думай. — Тыльной стороной ладони Джонатан протер запотевшее окно и посмотрел на гору, укутанную туманом. — Знаешь, что странно, Бен?
— Знаю. Ты.
— Нет. Мое желание еще раз помериться силами о этой горкой — вот что действительно странно. Даже если забыть то, для чего я здесь, я на самом деле этого хочу. Понимаешь?
Бен возился с мотком нейлоновой веревки.
— Конечно, понимаю. Но знаешь, что я тебе скажу, старик? Что-то тут сильно начинает гнилью попахивать.
Джонатан кивнул.
* * *
За обедом все говорили исключительно о погоде, принявшей устойчивую форму затяжного крупного дождя. При спорадических порывах ветра капли барабанили в окно. Всем было известно, что от дождей выпадет свежий снег и на Третьем Леднике, и выше, на Белом Пауке. Все зависело от того, какая температура в горах. Если там холодно и снег выпадет сухой и зернистый, то он будет просто непрерывно осыпаться. Тогда ледниковый фирн будет достаточно чистым для восхождения. Если же температура поднимется, то снег станет влажным и липким и будет накапливаться на ледниках, наклон которых доходит до 60 градусов, а при малейшем колебании обрушится вниз мощной лавиной.
Бен знал, что Джонатан изучил состояние северной стены два дня назад, во время тренировочного подъема на западный склон.
— Многое смог разглядеть?
— Да. Погода была ясная.
— Ну и как? — спросил Карл.
— Для Айгера не так плохо — на вид. Снег был старый, с твердой коркой. Я еще, никогда раньше не видел, чтобы склон был такой сухой.
Джонатан имел в виду необъяснимое “высыхание” северной стены, которое происходило последние тридцать лет. Участки, покрытые в конце тридцатых годов мощными снежными полями, к концу пятидесятых превратились в обледенелую скалу.
— Одна хорошая новость — на Траверсе Хинтерштоссера почти не было льда.
— Это нас не касается, — заявил Карл. — Мой маршрут Траверс Хинтерштоссера не включает.
К общему недоуменному молчанию, вызванному этим сообщением, присоединился даже невозмутимый Андерль. Чашка шоколада, которую Джонатан в этот момент подносил к губам, чуть дрогнула, но он быстро пришел в себя и молча отхлебнул шоколад, лишая Карла удовольствия наблюдать за его смятением. Этот траверс, которому молодой немец посмертно дал свое имя, был принципиальной частью всех успешных восхождений на Айгер. Не было такого случая, чтобы группа не пошла по этому проходу и при этом успешно достигла вершины. Более того, только одна группа, решившаяся на это, спустилась с Айгера живой.
— Я дам подробное описание своего маршрута после обеда, — сказал Карл, отпихиваясь от молчания, заряженного отрицательными эмоциями.
Скрывая мысли за легкой улыбкой, Джонатан поверх чашки внимательно посмотрел на Карла, а затем перевел взгляд на луг и стоящую за ним гору.
Группа зарезервировала столик у окна, выходящего на луг. Обычно они старались сесть спиной к залу, пытаясь не замечать присутствия Айгерских Пташек, основная масса которых уже была в сборе.