Войдя в него и смешавшись с толпой покупателей, переходя от прилавка к прилавку и разглядывая товар, мы подошли к лифту. У подъемной машины стоял маленький бой в красной форме с окантованной золотым галуном фуражке. Из бельевого отделения, держа покупку в руке, показалась Зося. Обходя толпу, она направилась к выходу, но я понял, что девушка увидела меня. Сделав изумленное лицо, я шагнул ей навстречу.
– Какая приятная неожиданность, – загораживая ей путь, воскликнул я.
Она вздрогнула, обернулась и так естественно изобразила смущение, что я в душе порадовался за нее.
– Вы здесь, пан полковник? – сказала она. – Неужели тоже покупки?
– О да! Я завтра улетаю в Россию и зашел кое-что купить.
Я взял ее под руку и осторожно повел к выходу.
– А ваши покупки? – громко спросила она.
– Успею, успею, Зосенька! Знаете, как поется в одной песенке… «Первым делом, первым делом девушки, ну, а покупки потом», – с видом отчаянного ухажора так же громко ответил я, отводя ее к самому окну, где под нарядной пальмой в кадке стояло небольшое кресло. Я быстро осмотрел гомонившую сзади толпу. Ничего подозрительного не было. Фуражка Аркатова и пилотка Кружельника мелькнули в толпе, и я увидел, как, прорываясь сквозь нее, мои спутники направились ко мне.
– Зосенька… крепитесь и не сплошайте! Сейчас подойдет Ян… Не волнуйтесь и не погубите дела, – шепнул я, изображая на лице такую страсть, что самому чуть не стало тошно.
– А, вот где вы, товарищ полковник! – проговорил Аркатов, поднося руку к фуражке. Кружельник стоял за ним, глядя на Зосю с таким непроницаемо-спокойным лицом, точно видел ее в первый раз.
– Познакомьтесь, Зося! Капитан Соколов, а это наш новый сержант Семенов, сменивший вашего приятеля Сеоева, – сказал я.
Зося улыбнулась, кивнула и, глядя на меня, что-то негромко сказала по-польски. Изо всей фразы я понял только одно слово «Янек», но как нежно и задушевно прозвучало оно. Кружельник пожал ей руку, поклонился и, делая вид, будто беседует с Аркатовым, так же негромко ответил ей, в то же самое время показывая капитану рукой куда-то в толпу. Ресницы Зоси затрепетали, глаза стали синими-синими и до того детскими, что я замер от восхищения.
Продолжая глядеть на меня, она бросила быстрый взгляд на брата и с непередаваемой нежностью тихо проговорила что-то по-польски.
Я понял, что она вспомнила мать и, вероятно, какой-то эпизод своего детства, на что Кружельник, повернувшись ко мне, негромко ответил:
– Мы опять вернемся домой, сестренка… Мы будем в Варшаве!
Щечки девушки порозовели. Она повернулась ко мне и прошептала:
– Благодарю вас, мой… – не договорив, она крепко сжала мою руку.
Надо было уходить. Наша живописная группа уже привлекала внимание любопытных.
Болтая и пересмеиваясь, мы вышли на площадь. Девушка заторопилась, делая вид, что хочет ехать домой, но я и Аркатов с двух сторон загородили ей путь. Кружельник, посмеиваясь, стоял за нами, и Зося, махнув рукой, сдалась, наконец, на наши уговоры.
– Но только двадцать минут… Иначе мне достанется на орехи, – смеясь, воскликнула она.
Все вышло так естественно и живо, что эта сценка должна была рассеять подозрение тех, кто, возможно, наблюдал за нами. Ухватив девушку за руки, я и Аркатов почти бегом увлекли ее вперед по аллее. Франтоватые иранские бездельники в лакированных ботинках и хлыщи, занимавшиеся тут же у «Пель-Меля» темными торговыми операциями, шутками и смешком проводили нас. «Похищение сабинянки» удалось на славу. Держась за руки, мы втроем шли по аллее, а Кружельник замыкал нашу веселую, смеющуюся группу.
Отойдя довольно далеко от универмага, я взял девушку под руку и, оттеснив делавшего смешные, недовольные гримасы Аркатова, медленно пошел с Зосей.
– Что случилось, моя дорогая девочка? – спросил я.