Дом у Матфеева был замечательно великолепный, другого такогона Москве
нет. И убранством, и обычаем на царский дворец никак не походил.
В государевыхтеремахрасписные,в цветах и травах,потолки,лавки
покрыты бархатом, посудуна пирах подаютиз чистогосеребра,но наполу
грязьи объедки, впокоях темно, смрадноот чеснока ипреющих под шубами
бояр.
Зато палаты в Артамоновскомпереулкесветлы ичисты. Просторный двор
выложен разноцветными плитами, крыша сияет медью, на коньке -- флюгер в виде
рыцаря. Внутриеще роскошней.Стенынеголые, каквКремле,аобитые
золоченой кожей с тиснением. Повсюду гобелены и гравюры, парсуны европейских
монархов вперемежку с белотелыми Венерами и наядами. Мебель не московская --
лавки да сундуки, а настоящая: шпалерные и парчовые кресла, резные шкафы,в
столовой зале венецианские стулья с высокими спинками, в хозяйскомкабинете
-- огромный глобус, весь в тритонах и морских чудищах.
Распоряжался в доме Иван Артамонович, крещеный арап, которогодвадцать
леттомуназад подарили бояринузапорожские казаки-- отбили изобоза у
турецкогопаши. Задолгиегодыстранствийи приключений черныйчеловек
насмотрелся всякого. Удивляться и бояться разучился вовсе, а вот людей видел
насквозь,так чтомногиевдомеего боялись.Взглянетсвоимичерными
глазищами, губы толстые чуть подожмет, и ужевсе ему про тебя известно: чем
провинился, о чем думаешь, какому богу молишься. Сам тихий, некрикливый,до
чтения охотник. Еще имелособеннуюзабаву --ему пригонялинеобъезженных
жеребцов из татарского табуна, что за Мытным пустырем, и арап их в усадебном
дворе обламывал. Накинет аркан -- легко, с одного броска -- и после по часу,
по двагоняет кругами.Жеребец храпит, дыбится, копытами сечет, косится на
мучителябешенымиглазами,аИванАртамоновичбудтогвоздемкместу
приколочен,нешелохнется,только скалитсвои расчудесные зубы и глаза у
него такие же белковатые, как у жеребца.
Бояринуарап былпредан по-ястребиному -- без страха, до могилы. Знал
все еготайны идаже далекие помыслы. Если б не чернота,давносидеть бы
Ивануначальникомвважномприказе,атоисостоятьприМатфееве
вице-канцлером(по-русски--думнымдьяком),нодворецкийскромным
положением нетяготилсяина судьбу засвоеарапствоне обижался.Ему
довольно было и того, что большое матфеевское хозяйство содержалось в полном
порядке, на зависть и поучение всем, кто попадал в белокаменные хоромы.
Таких счастливцев,правда,былонемного,так какАртамон Сергеевич
гостей отбиралпридирчиво. Попасть к нему на "четверговые сидения", которые
Корнелиусдлясебяокрестилжурфиксами,считалосьвеликойчестью,
достававшейсялишь избранным. В прежниевремена запросто заглядывали сам
царь. Слушалклавикорды,смотрелкартинкив заморских книгах, пялился на
женщин и девок -- в домеу Матфеева дам, на европейский манер, выпускалик
столу, идержались они непорусскому этикету (глаза вниз,и упасиБоже
открытьротлибоулыбнуться), а вольно.