А начиналась служба так, что хуже и не бывает.
Подъемного жалованья не досталось ему вовсе -- ни денег, ни соболей, ни
сукна.Все заграбасталвице-министрФедька,взаменсогласившись делао
бесчестье не затевать, да еще долго чванился, пес, еле его полковник Либенау
уломал.
Этаких солдат,как всвоей роте, Корнелиус никогда ещеневидывал и
дажене подозревал, что подобные уроды могут называться солдатами. Грязные,
оборванные -- ладно. Но чтоб навсю роту ни одного исправногомушкета,ни
одной наточенной сабли, ни пуль, ни пороха! Ай да мушкетеры.
Виноват был, конечно, командир,капитан Овсей Творогов.Мало того что
во все днис утра пьяный, ругливый, так еще ивор редкого бесстыдства. Всю
амуницию и припасы продал, солдат вместо службы в работники поденно сдает, а
деньги -- себев карман. Пробовал Овсей и новогопоручикаксвоей выгоде
пристроить:стеречькупеческие лабазы в Сретенскойслободе, тольконе на
того напал.
ПошелКорнелиускполковнику жаловаться, да чтотолку?Либенау фон
Лилиенклаучеловекпожилой,уставшийотрусскойжизниидослужбы
равнодушный. Далпоручику совет: laissez-faire, мой друг,far nienteили,
говоря по-русски, плюньте да разотрите.Московиты надули вас, авы надуйте
их.Человек вы еще молодой, неточтоя, старыйботфорт.Будет война с
поляками или хоть стурками --сдайтесь вплен припервой оказии,вот и
освободитесь из московской неволи.
Но фон Дорнполучатьзадаромжалованье,пусть дажеполовинное,не
привык.Главноеже--современемвозникунегонекийтщательно
разработанный план, который Корнелиус назвал Диспозицией, и по сему плану от
поручикатретьей ротытребовалосьсостоять по службенасамомотличном
счету.
Началсключевого: ввелв разум капитана,ибостакимкомандиром
навести порядок в ротебыло невозможно. Урок своего первого московского дня
Корнелиусусвоил хорошо:в этой стране можно творить, что хочешь, лишьбы
свидетелей не было. Что ж, обошелся без свидетелей.
Как-то подстерег Овсея Творогова утром пораньше, пока тот еще не впал в
пьяноеизумление,иотходилего,как следует.От души, вдумчиво.Чтоб
синяковиссадиннеосталось, билчулком,куда насыпалмокрого песку.
Кричать не велел, пригрозив, что убьет до смерти, и Овсей не кричал, терпел.
Жаловаться Корнелиус тоже отсоветовал. Показалжестами (по-русски тогда еще
совсем не умел):любой изсолдаттебя,вора,заполтину голымируками
удавит, только слово шепнуть.
Творогов был хоть и пьяница, но не дурак, понял. Стал с того дня тихий,
смирный,большенеругалсяи солдат не притеснял. Теперьпрямосутра
напивался так, что потом весь день лежал колодой в чулане.
Корнелиусзавел особого денщика, одного непьющего чухонца, который при
Твороговесостоял:следил, чтобвблевотине не захлебнулся и на улицу не
лез.