Наиболее правдоподобным объяснением рыночного успеха Хёрста представляется его восприимчивость к новой аудитории, покупателям, чьи запросы не удовлетворялись достаточно быстро в рамках традиционной системы арт-рынка. Другими словами, Хёрст лучше других смог ответить на вопрос, кто эти новые покупатели современного искусства. В предыдущих главах мы уже говорили о них – это люди, разбогатевшие довольно быстро и чаще всего благодаря работе в финансовой сфере; они не были искушенными ценителями, но были готовы тратить деньги на искусство, которое соответствовало их личностным убеждениям, развивалось вместе с ними и разделяло их ценности. Кроме того, они были готовы покупать не только ради интереса к искусству, но и ради статуса, развлечения и, конечно, инвестиционной прибыли. Хёрст прекрасно понимал, что в покупке дорогих работ привлекательна перспектива еще большего выигрыша, и сумел выстроить систему, которая могла если не гарантировать, то поддерживать цены на достаточно высоком уровне.
Доказательством тому служит финансовое доверие, которым пользовались работы Хёрста с начала 2000‑х годов. В отчете ArtTactic от 2010 г. говорится, что с пары-тройки миллионов долларов в год в 2000 г. объем рынка художника увеличился примерно до 75–80 млн в 2007 г. Цены начали резко расти в 2004 г. вместе со спекулятивным ростом рынка искусства в целом и достигли максимума в 2008 г., когда объем рынка работ Хёрста составил более 160 млн долл., а средняя цена за картину художника держалась на уровне около 1,7 млн долл. Апогеем этого роста стал аукцион Beautiful Inside My Head Forever, на котором было продано 223 работы за сумму около 200 млн долл.
Впрочем, аукцион интересен не столько беспрецедентной выручкой, которую принес накануне катастрофического обвала биржи в конце 2008 г., и не тем, что стал весьма эффектным финалом коммерческой лихорадки, в которой пребывал рынок современного искусства с 2004 г. Он продемонстрировал новую форму независимости художника от посредников рыночной системы. Хёрст с самого начала своей карьеры в конце 1980‑х го дов избрал тактику, в которой не было места традиционным схемам продвижения искусства, приняв на себя важные организационные функции. Аукцион 2008 г., таким образом, не только факт истории аукционного рынка, но и своего рода художественный жест, в котором в полной мере была раскрыта идея Хёрста о художнике как о независимом творце своего коммерческого успеха.
Исторически и негласно правила на рынке искусства таковы, что работы современных художников (а Хёрсту в 2008 г. было всего 45 лет) не попадают в каталоги аукционов напрямую из их мастерских. Здесь пролегает граница между первичным рынком галерей, занимающихся раскруткой "своих" авторов, и вторичным рынком аукционов, которые берут в оборот художников, чьи работы уже обрели коммерческую стабильность и имеют постоянных покупателей. Хёрст, уверенный в прочности своей клиентской базы, подгоняемый финансовым "пузырем" на рынке, заключил соглашение напрямую с аукционом, в обход своих галеристов – беспрецедентный шаг, которому, впрочем, вряд ли суждено повториться.
Модели рынка по-художнически
Новаторы против консерваторов
Критика рыночной системы стала общим местом в современном искусстве. Действительно, у художников зачастую просто не остается другого выхода – либо вписываться в эту систему, либо пытаться ее разоблачить, не оказавшись при этом без средств к существованию. С начала 2000‑х годов коммерческая система арт-рынка, подгоняемая бумом в сфере художественного образования и специфическими экономическими обстоятельствами, стала приобретать все более жесткие формы. Все меньше в ней оставалось спонтанных историй успеха и все росло число карьерных лестниц, по которым сегодняшние художники должны взбираться не менее ловко, чем любые другие профессионалы.
Однако коммерческое искусство, ориентированное на рынок, следующее его запросам и вкусам покупателей, необходимо для выживания искусства, которое не может рассчитывать на прямую поддержку рынка. По крайней мере, к такому выводу пришли два итальянских экономиста – Роберто Челлини и Тициана Куччи, рассмотрев поведение современных художников и тех, кто вкладывает (или не вкладывает) деньги в их художественные проекты, с точки зрения теории игр. В статье "Неполная информация и эксперимент в искусстве: взгляд теории игр" они объясняют, каким образом взаимодействие между художниками и инвесторами может повлиять на творческую смелость и готовность авторов к экспериментам в периоды экономической стабильности и, наоборот, в финансово трудные времена.
Прежде всего, Челлини и Куччи выделяют две условные модели поведения художников. Первую они называют инновативной, поскольку она подразумевает склонность художника к творческим экспериментам. Другая – консервативная, при которой художник предпочитает в новых работах использовать уже опробованные стратегии (как, например, Дэмьен Хёрст, который поставил на поток пользующиеся спросом у спекулятивных покупателей картины с бабочками или круглые картины, выполненные автоматизированной машиной). Разница между инновативной и консервативной моделью поведения художника заключается главным образом в его отношении к рынку искусства. Исследователи предполагают, что все участвующие в этой схеме стороны рациональны, в том смысле что их цель – достижение наибольшей личной пользы. Таким образом, первая, инновативная модель поведения означает, что художник не ставит вопрос коммерческого, или рыночного, успеха во главу угла, но стремится прежде всего к нематериальному успеху – творческому удовлетворению, признанию критики, славе и т. д. Вторая же объединяет художников, работающих на рынок и рассчитывающих получить в первую очередь экономическую прибыль за собственный труд.
Конечно, подобное разделение весьма схематично и подчас не может описать запутанную реальность художественного мира, где ценники часто обращают на себя больше внимания, чем само произведение, а стоимость превращается в его составную, неотъемлемую часть, наравне с материалом, идеей и исполнением. Спекулятивные цены ведут к тому, что в поле зрения попадают работы, которые в более широком – некоммерческом – контексте не имели бы такого значения. Исследователь Вольфганг Ульрих проводит параллель между рыночной стоимостью как маркером ценности и стерильным пространством галерей и музеев – "белым кубом" как маркером признания искусства искусством. "Что бы ни было показано в "белом кубе", оно удостаивается большего внимания и уважения только за счет самого факта экспонирования в таком пространстве. Огромное количество современных произведений искусства было бы невозможно представить без такой институциональной подпорки. Реди-мейды, к примеру, были бы неотделимы от повседневных объектов, которыми они, по сути, являются. Обычные зрители испытывают в этих случаях страх, так же как и в случаях с заоблачными рыночными ценами. Они понимают, то, что показано, – искусство, но не вполне признают это", – пишет он. Словом, в современной ситуации славу и признание критики не так-то просто отделить от экономических успехов художника.
Но, несмотря на схематичность, сценарии развития событий, предложенные Куччи и Челлини, все же имеют практический смысл. Предположение исследователей заключается в том, что для частных лиц, приобретающих произведение искусства с целью получения прибыли (и для авторов это важная оговорка, так как они не берутся рассматривать поведение коллекционеров, покупающих работы исключительно "из любви к искусству"), выгоднее и надежнее заключать сделки с художниками консервативного типа. То есть работы консервативного художника быстрее и с большей вероятностью принесут прибыль; в то время как авторы, тяготеющие к эксперименту, скорее всего, станут причиной финансовых потерь для тех, кто решил инвестировать в их проекты свои деньги.
Тем не менее, Куччи и Челлини говорят, что решение "инвестора", финансировать художественный проект или нет, зависит от общего числа инновативных авторов в обществе в данный момент. Чем их больше, тем более естественным для мира искусства оказывается экспериментальный подход, тем легче сомневающимся в выборе стратегии поведения художникам проявить смелость и создать работу, которой от них не ожидали. Одновременно при господстве в творческих кругах эксперимента в кругах финансистов набирает силу скепсис, который подсказывает, что прибыль от подобных инновативных работ будет весьма низкой. А значит, инвестор скорее сделает выбор в пользу каких-то других, более надежных вложений.