Поэтому по срокам сложилось так, что первый выпуск муниципальных облигаций мы сделали для Мангистау, второй – для Атырау и только третий – из Алма-Аты. Собственно, именно таким образом с июля 1999 года, начал свое существование казахстанский рынок облигаций местных исполнительных органов, имеющих статус государственных ценных бумаг. Наша компания, кроме того, стала менеджером трех самых первых на казахстанском рынке выпусков квазисуверенных облигаций. Чуть позже "ДБ секьюритиз" выпустил также облигации Восточно-Казахстанской области. А всего в стране в сегменте квазисуверенных облигаций было сделано пять выпусков, и четыре из них были нашими. Потом отношение к этим инструментам изменилось: в частности, министерство финансов дало областям возможность получать бюджетные дотации. Таким образом, надобности в рыночном финансировании своих проектов путем выпуска долговых обязательств у них уже не было. И в отличие от России (и многих других стран), у нас рынок муниципальных облигаций развиваться не стал. Не считаю это правильным: для финансирования инфраструктурных целей – строительства дорог, очистных сооружений и тому подобного – данная схема вполне пригодна. Но факт остается фактом: в Казахстане она пока признания не получила. А тогда мы гордились тем, что наша, по факту западная компания, тем не менее запустила целый сегмент казахстанского фондового рынка.
Как и в каждой нашей сделке, в этих операциях тоже присутствовала финансовая и менеджерская новизна. В любом случае работа на новом сегменте рынка (тем более организация этого сегмента) требует, во-первых, согласования с регулятивными органами, во-вторых, просветительской работы с эмитентом, и, в-третьих, подготовки инвестора к покупке незнакомых ему бумаг (что реально является главным). Понятно, что вопросы выпуска муниципальных бондов надо было прорабатывать со всеми участниками. В частности, министерству финансов идея их выпуска не очень нравилась. Не был нейтрален и Нацбанк – но он как раз разрешил разместить часть активов пенсионных фондов в инструменты этого класса. И, что тоже важно, в 1998–1999 годах, после российского дефолта, продавать пенсионным фондам как муниципальные бумаги, так и евробонды, было не самой легкой задачей.
Да и в целом для Казахстана тогда рынок облигаций был абсолютной новацией. (Хотя по модели он имеет достаточно много общего с американским рынком облигаций.) Можно считать, что рынки слияний/поглощений, а также субординированного долга также запустила наша команда. Таким образом, мы фактически первыми заключили сделки на четырех новых сегментах национального рынка и, стало быть, явились в них своего рода первопроходцами. Я до сих пор этим горжусь, как мне кажется, небезосновательно. Тут, пожалуй, самое место вспомнить, что в 1999 году журнал Euromaney признал "ДБ секьюритиз Казахстан" лучшей иностранной брокерской компанией Казахстана.
Надо сказать, что в целом 1998 "дефолтный" год все же получился достаточно сложным, в том числе для властей. В самый трудный момент пришлось дважды секвестировать бюджет, статьи на социальные расходы сильно сжались, в народе в результате всего этого накопилось определенное недовольство. Затем, когда цены на нефть начали потихоньку отыгрывать падение, у властей появилась идея переходить от оборонительной стратегии (нацеленной на преодоление последствий кризиса) к стратегии экономического развития. В свете этого решения в октябре 1999 года президент решил провести смену в так называемых верхних эшелонах – поменять топ-менеджмент и в правительстве, и в Национальном банке. И получилось так, что перемены коснулись меня самым прямым образом. Хотя лично для себя я точно никаких перемен не хотел, поскольку натурально горел на работе в родном "Дойче Банке".
Во-первых, работа там мотивировала меня как профессионала: еще бы, делать сделки, про которые в Казахстане до этого читали только в учебниках по финансам (да и то исключительно западных).
Во-вторых, в ДБ мне очень хорошо платили: мое тогдашнее вознаграждение даже сейчас многим показалось бы вполне достойным. В Казахстане же, да еще в 1998 году, оно было просто нереально высоким. Особенно по контрасту с тем жалованьем, которое я получал на государственной службе.
А в-третьих, в "ДБ секьюритиз" у меня была заветная формула опциона: доработай я там до конца договорного срока, получил бы бонус в объеме 1,2 миллиона долларов.
Целый миллион долларов. Плюс еще двести тысяч американских денежных единиц. Сразу и в одни руки. Совсем неплохая сумма, особенно в те годы. Мне она не казалась лишней, и я уже довольно точно знал, как именно ею распоряжусь. Мысли о бонусе были приятными. Они давали мне ощущение уверенности в собственном будущем. Чувство определенности. В общем, много чего.
Но все переменилось после того, как в октябре 1999 года меня вызвали на встречу к президенту.
ПРИЛОЖЕНИЕ К ГЛАВЕ 10
Из интервью президента компании Renaissance Capital Asset Management Андрея Мовчана. "Объединение финансовых рынков – вопрос темпов роста и его модели" [9]
– Андрей, интересно ли инвестиционному банкиру выходить на постсоветские рынки?
– Давайте сначала разберемся с, условно говоря, диспозицией: в каких именно зонах СНГ какие конкретные экономические условия сложились и существуют.
Вот, скажем, две очень разные страны – Украина и Казахстан. У Республики Казахстан инвестиционный рейтинг появился раньше, чем у России, инфляция там в два раза меньше, чем у нас, казахстанская валюта – тенге – укрепляется. Нацбанк РК проводил при прежнем руководстве (имею в виду Григория Марченко) и продолжает проводить весьма разумную политику. Словом, в республике сильная, устойчивая и финансово сбалансированная экономика. Но экономика несекьюритизированная. Рынок "спроса на деньги" значительно меньше, чем рынок соответствующего предложения.
Российскому бизнесу в Казахстане интересны не портфельные инвестиции, а клиенты. С одной стороны, в этой стране очень много денег: и у частных лиц, и в банках. С другой стороны, казахстанские инвестиции неликвидны: практически нет компаний, которые публично торгуются, а у торгуемых – минимальный free fl oat. Акций в РК количественно меньше, чем в России, где их, как известно, немного. Казахстанские бонды имеют очень хорошее качество, но дают невысокий доход. Хотя тенге (как мы только что отметили) укрепляется к доллару, нет особенного смысла в том, чтобы менять российские бонды на казахстанские. Покупать бумаги соседей просто для диверсификации тоже нет смысла, поскольку российский рынок облигаций и так достаточно большой и диверсифицированный.
– Финансисты России и Казахстана уже несколько лет заявляют то на одной, то на другой международной встрече об объединении биржевого пространства наших республик. Однако дальше заявлений дело не идет. Можно ли считать, что интерес к этому проекту сильнее у них, нежели у нас? И что такая асимметрия как раз является причиной торможения?
– Да, безусловно. Неправильно говорить, что России объединение биржевого пространства с Казахстаном не нужно вообще, но с точки зрения инвестиций проект значительно интереснее той стороне.
Проблема в том, что какое пространство между нашими странами ни строй (будь ли оно единым биржевым или вообще единым экономическим), однако казахстанский гражданин все равно не имеет права инвестировать в Россию. Законы его родины четко регламентируют, в какие именно бумаги можно вкладываться. В частности, реальные инвестиции могут идти в бумаги с рейтингом не ниже АА – это, например, бельгийские государственные облигации. Российские ценные бумаги из такого списка полностью выпадают. Тем не менее граждане Казахстана очень хотят в них инвестировать. И многие это делают. Схема простая. Находят банк-посредник, открывают в нем счет, заводят на него деньги и покупают, скажем, бельгийские государственные облигации. На другой счет этого же клиента под залог бельгийских бондов банк дает кредит, который используется для покупки российских ценных бумаг.
– А через российских "дочек" нельзя организовать такие схемы?
– Переводить в дочерние банки деньги клиентов запрещено законодательно – Национальный банк РК разрешает кредитной организации производить такие операции только с собственными средствами. Поэтому дочки казахстанских банков пытаются конкурировать с российскими банками за российскую клиентуру. Однако в России банковский сектор достаточно концентрирован – около десяти банков контролируют процентов восемьдесят рынка.
Казахстан, безусловно, интересен именно тем, что там имеется значительная ликвидность. Он интересен также в плане private equity business, в плане приобретения пакетов акций предприятий: там много перспективных компаний. Но портфельные инвестиции практически невозможны. Как только у их инвесторов появится возможность выхода на российский рынок, значительно более доходный, оттуда потекут к нам достаточно большие деньги.
– А для российского рынка это как?
– Приток денег полезен любому рынку. Я разговаривал с казахстанскими пенсионными фондами. У всех одна проблема: не во что инвестировать. Поэтому можно предположить, что соответствующие соглашения с Россией появятся, и казахстанским инвесторам будет разрешено инвестировать в российские бумаги.
– А что на Украине?
– На Украине ситуация обратная: плохо развитый рынок ценных бумаг и большая нехватка денег. Неэффективная национальная экономика порождает высокую процентную ставку: до сих пор есть возможность положить деньги в гривнах на депозит в хорошем банке, скажем, под 17 % годовых. Учитывая, что гривна по отношению к доллару укрепляется, подобная ситуация делает достаточно бессмысленными попытки привлекать деньги с Украины. Надежные российские облигации, при хорошем управлении, давали в 2004 году до 19 %, что достаточно близко к ставкам по депозиту украинских банков.