Представители "четвертой" власти спрашивали еще, не уйду ли я в оппозицию. Я ответил: у нас с президентом существует твердая договоренность относительно того, что я – его человек. Являюсь стопроцентным сторонником главы государства в любой ситуации. Так было, есть и будет всегда. Просто и в настоящий момент, и впредь не вижу лично для себя возможности работы на государственной службе. Но об оппозиции не может быть и речи.
Вскоре после пресс-конференции президент позвал меня на прием. И сказал, что вначале он на меня из-за таких моих заявлений обиделся. Но потом понял: просто я еще молодой. Фразами насчет государственной службы бросаться не надо, потому что это непредусмотрительно. Когда человек не хочет работать на конкретном месте с конкретными людьми, это можно понять, но зарекаться ни от чего не стоит. "В любом случае, – добавил он, – я понял тебя правильно: ты уходишь из принципиальных соображений".
Еще президент сказал, что назначает меня своим внештатным советником, вообще готов поддерживать, и чтоб я его держал в курсе насчет своих поисков работы: "окончательное решение без меня не принимай". Разумеется, я согласился. Совсем по-отечески он ко мне отнесся, хотя очень даже мог по-другому.
В связи с тем, что с государственной службы таки ушел, объявил я на себя тендер. Получил – приятно вспомнить – свыше 30 предложений. Некоторые откровенно смешные, но были и хорошие. Один банк предложил мне должность председателя правления плюс 25 % собственных акций. На тот момент их капитал составлял около 1 млн долларов. Теперь это кредитное учреждение намного дороже. Но тогда меня их оферта не вдохновила – кто ж мог предположить, что цены на банки так взлетят! На первом этапе отбора я отсеял часть предложений, оставил из них 11 (географически в список входили Лондон, Франкфурт, Цюрих, Гонконг и Москва), а затем начал ездить по городам и весям – беседовать с потенциальными работодателями. В результате в конце декабря совершил судьбоносный выбор – остановился на "Дойче Банке". Мы договорились о создании совместного предприятия в виде дочерней компании "Дойче Банка": в ее акционерном капитале банку принадлежало 80 %, а мне как физическому лицу – 20 %. Работать там я начал как консультант.
Мы купили в Казахстане маленькую брокерскую фирму, переименовали ее и в июне 1998 года зарегистрировали как "Дойче Банк Секьюритиз Казахстан". Моя карьера в качестве консультанта тем самым закончилась: я переквалифицировался в президента "ДБ секьюритиз". Тем же летом был укомплектован штат нашей фирмы: в частности, в нее пришло человек восемь специалистов по финансам.
В процессе работы у нас не возникало специальных намерений развивать так называемые чисто человеческие отношения – мы были молоды, относились к работе с профессиональным азартом, наш главный интерес состоял в том, чтобы заключать интересные сделки. Но реально там, в "ДБ секьюритиз", сложилась вполне бодрая команда, и возникшие "производственные цепочки" оказались прочными и долговременными настолько, что позже периодически частично восстанавливались, в той или иной конфигурации.
Так, Аскар Елемесов, после того как проработал в "Дойче Банке" шесть лет, стал заместителем министра финансов Казахстана. А сейчас работает у меня в Народном сберегательном банке на должности зампреда.
Тимур Джанкобаев, тоже работавший с нами в "ДБ секьюритиз", сейчас вице-президент "дочки" Народного сберегательного банка – компании "Халык-финанс". (Как я уже говорил, "халык" показахски означает "народный".) Получилось достаточно интересно: начав движение из разных точек, мы собрались в "Дойче Банке", затем наши траектории веерно разошлись в разные стороны, а по прошествии еще ряда лет мы снова собрались вместе, но теперь уже в банке "Халык".
Еще один наш человек, Масалимов, из "ДБ секьюритиз Казахстан" перешел в лондонское отделение "Дойче Банка", потом работал в других западных финансовых структурах, а сейчас создал собственную инвестиционную компанию. Майкл Корс, тогдашний член совета директоров ДБ, сейчас возглавляет в ДБ направление инвестиционного банкинга. Йозеф Анкерман, который тогда был руководителем инвестбанкинга, сейчас является председателем правления "Дойче Банк".
Несколько человек из ДБ сейчас работают в лондонском хедж-фонде "ЛШша partners". В 2006 году этот фонд создал вместе с Народным банком совместный фонд прямых инвестиций "Central Asian АШгпа fund", капитал в котором принадлежит партнерам на паритетных началах, 50 на 50. Деятельность фонда вполне можно считать успешной: так, осенью 2006 года он собрал 215 млн долларов инвестиций.
Можно считать, нам повезло: и сама работа в ДБ была интересной, и те человеческие отношения, которые там сложились, продолжаются. В целом у меня сохранились самые хорошие воспоминания о том периоде. В частности, мы заключили несколько новаторских для казахстанского рынка сделок.
Во-первых, наша компания первой из национальных игроков провела сделку по евробондам, тем самым открыв этот сегмент рынка для местных пенсионных фондов и банков: до нас еврооблигации покупали только иностранцы. Причем доходность к погашению по первой сделке, которую я структурировал для государственного пенсионного фонда, составляла 28 % годовых. В долларах. Повторить это сейчас – просто нереально!
Во-вторых, компания "ДБ секьюритиз" выпустила первые в Казахстане муниципальные облигации (причем всего в этом сегменте было сделано пять выпусков, из которых четыре получились нашими).
В-третьих, мы заключили первую в стране сделку по слияниям/ поглощениям (Чимкентский НПЗ/компания "Харити"). Собственно, закрывало ее лондонское отделение ДБ, но мы инициировали и получили мандат на проведение.
В-четвертых, мы провели первую на национальном рынке сделку по субординированному долгу для Народного сберегательного банка.
Пожалуй, имеет смысл остановиться на некоторых сделках подробнее. Пункт первый, евробонды. Сама по себе эта операция могла получиться достаточно стандартной – просто очередное суверенное размещение. Ничего необычного. До этого Казахстан уже дважды занимал на международных рынках: еврооблигации выпускались в 1996 и 1997 году, соответственно на 200 и 300 млн долларов. Собственно, я имел отношение к обоим этим размещениям, поскольку в момент совершения первого еврозайма работал зампредом Национального банка (именно для того, чтобы лучше разместить этот выпуск, мы хлопотали тогда о повышении странового рейтинга Казахстана), а во время второй сделки по евробондам – председателем Комиссии по ценным бумагам.
Но что получилось реально? Третий выпуск еврооблигаций РК был запланирован на 1999 год. А в 1998-м в России приключился дефолт. После него западные инвесторы начали сбрасывать наши бумаги, исходя из того, что по аналогии дефолт может произойти и в Казахстане. Цены государственных бумаг резко упали, а их потенциальная доходность выросла. Ну мы-то знали, что наше министерство финансов заплатит по своим обязательствам, а вот у западных людей такой уверенности не было. Здесь мы и увидели окно возможностей.
У пенсионных фондов в тот момент уже появились первые деньги: пенсионная реформа началась в январе 1998 года. И фонды, конечно, хотели инвестировать свои ресурсы в добротные активы. Но, во-первых, идея покупать евробонды им в голову не приходила, а во-вторых, подобная возможность не была нормативно урегулирована. Возможность приобретения пенсионными фондами такого класса активов, как еврооблигации, по факту разрешена не была. Мы взяли инициативу на себя, проработали этот вопрос и с Национальным банком, и с министерством финансов, и стали покупать евробонды у западных инвесторов – а те как раз хотели продать, причем очень сильно. И, как уже сказано, при структурировании операции была получена доходность 28 % годовых к погашению в валюте, а это же очень красивая песня!
В процессе проведения сделки мы добились целого ряда положительных результатов:
– стабилизировали рынок суверенных еврооблигаций;
– дали пенсионным фондам высокодоходный инструмент;
– продемонстрировали, что финансовая система Казахстана стабильна и сильно отличается от российской и украинской, которые влетели в кризис;
– очень неплохо заработали для "Дойче Банка".
Еврооблигации – до сих пор работающий сегмент казахстанского финансового рынка. Вначале обращались только суверенные евробонды, потом появились и корпоративные. И те, и другие бумаги являлись вначале важной частью портфелей пенсионных фондов. Теперь они входят также в портфели и банков, и паевых фондов. Но первыми открыли калитку, то есть структурировали первые несколько сделок с этими инструментами мы.
Пункт второй, муниципальные облигации. Как известно, местные исполнительные органы выпускают эти инструменты в целях финансирования своих инвестиционных проектов. В целом отношение к возможностям их выпуска у финансовых властей было тогда негативным. Но в определенный период министерство финансов разрешило этот способ заимствования и дало квоты на выпуск. Все, конечно, ждали, что первым будет размещаться город Алма-Ата как финансовая столица страны. Но когда мы начали работать с представителями регионов, то выяснилось, что самыми продвинутыми в смысле финансовой готовности являются две западные области: Мангистауская и Атырауская. (Акимом (главой) Атырауской области тогда был Имангали Тасмагомбетов, весьма передовой в смысле владения финансовыми технологиями человек, а акимом Мангистауской области – Лиаззат Киинов, нефтяник по профессии, но заместителями у него работали двое ребят из банковской системы.)