А утром не смог дозвониться. Тебя не было дома?
– Да, я рано ушла. – Я сменила тему на более безопасную. – Герр Готхард сообщил что-нибудь новое?
– Боюсь, что ничего. Вернее, сказал, что никакого прогресса, а дальше – обычные банальности: что, мол, полиция работает, и тому подобное.
– Да, что ж, надо думать, наезд на дороге – одно из самых трудных дел для расследования, а? В курортной зоне в разгар сезона почти невозможно кого-то найти.
Эмори кивнул. Возникла пауза, во время которой он, глубоко затягиваясь, курил сигарету. Убедившись, что Эмори ничего не слышал, я стала понемногу приходить в себя. Он выглядел совершенно как всегда, спокойным и уравновешенным, только на лице было выражение соболезнования. Мой троюродный брат Эмори – alter ego моего тайного друга, и что бы Джеймс ни совершил, Эмори наверняка об этом знает. Он тихо проговорил:
– Бриони, ты понимаешь, что мы можем никогда не узнать, кто это сделал?
Я встретила его взгляд, надеясь изобразить ту же озабоченность и бесхитростность, что и у него. Странно хитрить со своим братом и даже просто умалчивать о чем-то. И я понимала, что странность вызвана его сходством с Джеймсом.
– Конечно. И сказать по правде, я не чувствую, что это так уж меня мучает. – Внезапно я посмотрела правде в глаза. – Важно одно: мой отец умер, а поскольку я не могу представить, что кто-то хотел его преднамеренно убить, то не вижу, какой смысл бегать, высунув язык, за ротозеем, который виноват в этом несчастном случае. – Я прямо взглянула на него. – Или ты думаешь, что это не просто несчастный случай?
– Я? Нет, конечно, не думаю.
– Значит, ты согласен со мной?
– В чем?
– Я хочу спросить: ты чувствуешь, что не успокоишься и не сможешь забыть, пока полиция в Баварии не выяснит каждую деталь происшествия?
Эмори выпустил колечко дыма и, закинув голову, смотрел, как оно поднимается вверх. Обуреваемая страшными подозрениями, точившими свои крысиные зубы о край моего сознания, я подумала: а что будет, если он сейчас встретится со мной взглядом? Но он обратился к потолку.
– Может быть, это звучит ужасно, но если поиски потребуют много времени и денег, то нет. – Эмори посмотрел-таки на меня. – Понимаю, это звучит неприятно, но зато это правда.
И это в самом деле была правда, не больше и не меньше, и я прекрасно понимала это. Я помолчала, рассматривая его, – старый трюк, с помощью которого можно заставить собеседника сказать больше, чем он собирался. Но Эмори не поддавался на такие штуки. Улыбнувшись, он наклонился стряхнуть пепел с сигареты.
– И еще насчет расследования. Если даже мы узнаем, кто виноват, это ничуть не изменит того, что случилось с нашей семьей. Выяснение вины важно для полиции, и пусть она этим занимается. А для нас оно ничего не изменит, только не даст ране зажить. И я, и Джеймс считаем, что лучше забыть об этом.
– Конечно, вы так считаете, – сказала я без всякого выражения, но он вскинул на меня глаза. Я отвела взгляд и сложила книги Уильяма Эшли в ряд перед собой.
– Что ж, пусть полиция пытает счастья дальше, пока не найдет что-нибудь или не прекратит дело.
– От нас ничего не требуется. При следующем разговоре с герром Готхардом или мистером Эмерсоном я так им и скажу.
Я не поняла, почувствовал Эмори облегчение или нет; он только кивнул и снова затянулся сигаретой. Я отвела глаза, боясь, что мой взгляд покажется слишком внимательным и настороженным. Мне самой было страшно, что я так быстро привыкла к подозрению. Всего каких-то два дня назад это казалось немыслимо, а теперь... Я улыбнулась и гладко перевела разговор на другую тему – о моем возвращении домой, о Мадейре, о Бад-Тёльце, и Эмори с той же легкостью отвлекся.