Я услышала в его голосе внезапный интерес и оживление. Очевидно, Вальтер Готхард догадался, почему я позвонила ему в Германию, а не Джеймсу в Бристоль.
– А почему вы спрашиваете, Бриони? Вы нашли какое-то свидетельство, которое выведет нас на совершившего наезд? Насколько оно надежно?
– Не знаю. Вчера кое-что здесь случилось, и я задумалась... Больше я не могу сказать. Но знаете, герр Готхард...
– Да?
– Пожалуйста, никому не говорите об этом, кроме полиции, ладно? То есть если позвонит кто-то из Англии...
– Я понял. – И можно было не сомневаться, что он в самом деле понял. Голос по телефону звучал удрученно, даже мрачно. – Можете на меня положиться. Я никому не скажу раньше времени.
– Спасибо. Я вышлю фотографию прямо сейчас.
– Пожалуйста. Сделаю, что смогу.
– Спасибо, – сказала я. – До свидания.
Я осторожно повесила трубку и резко обернулась, услышав вдруг шаги по мощеной дорожке.
– Привет, Бриони! – сказал мой троюродный брат Эмори.
Я почувствовала, как бледнею. Он остановился в дверях и извиняющимся тоном проговорил:
– Я напугал тебя? Извини. Я думал, ты услышишь, как я иду.
– Ни звука не слышала. – Я выдавила улыбку. – Ну, здравствуй, рада тебя видеть.
– В самом деле? Ты так смотришь, как будто увидела привидение, и из самых жутких.
– О боже, разве? – Я встала и приветливо протянула руку. – Входи, Эмори!
Нагнув голову под притолокой, он шагнул в комнату, протянул руки и поцеловал меня, как раньше Джеймс в детской.
– Знаешь, ты и в самом деле возник, как привидение, – сказала я, оправдываясь. – Наверное, я отвыкла от тебя и Джеймса. И ради всего святого – когда он вчера подменял тебя, на нем была та же самая рубашка и галстук, клянусь! Только не говори, что у вас и одежда общая! Это уже слишком!
Наверное, я тараторила чересчур быстро, все время вспоминая, что я говорила, когда он подходил к дверям. Что он мог услышать? Эмори держался очень непринужденно и естественно – прежний очаровательный Эмори, какого я помнила, и его не портило то, что романтические писатели назвали бы налетом скрытой бессердечности, а я, знавшая его с детства, в свое время определила как «проклятое самоуверенное близнячество». Он рассмеялся:
– Да, я полагаю, ты расколола его через две секунды. Но он и не пытался тебя одурачить, с тобой это никогда не проходило, а ни близнец, ни я никогда не беремся за безнадежные дела... Ну, рад видеть тебя снова! И лучше бы возвращение домой было более радостным.
Я усадила его в кресло у очага, а сама села на свое прежнее место рядом с круглым столиком, где лежали книги Уильяма Эшли. Эмори откинулся на спинку, вытащил сигареты и предложил мне. Я покачала головой, а он закурил и выпустил облачко дыма.
– Вчера вечером Джеймс звонил герру Готхарду.
– Да, он говорил, что позвонит.
Я произнесла это как можно более безразлично. Эмори, подходя к двери, конечно, видел, что я говорила по телефону. Я помнила, что к концу разговора обращалась к герру Готхарду по фамилии. Как близко был тогда Эмори? И когда я упоминала фотографию? Если он слышал, ему, должно быть, странно, что я не говорю сразу о том, что сообщила герру Готхарду. Помявшись, я спросила:
– Хочешь кофе? Или, может быть, чаю?
– Нет, спасибо. – Его голос ничего не выражал, – ни удивления, ни подозрения. – Джеймс расскажет тебе сам, но он звонил поздно и решил отложить разговор с тобой до утра. А утром не смог дозвониться. Тебя не было дома?
– Да, я рано ушла. – Я сменила тему на более безопасную. – Герр Готхард сообщил что-нибудь новое?
– Боюсь, что ничего.