– Мы расстались, как обычно, – холодно говорит она чудовищно бестактному товарищу. – Мне неприятен разговор с вами. Извините.
По улице перед зданием конторы прогуливаются сестра Артамоновой с мужем. Из дверей густо валят служащие, отъезжают машины: рабочий день кончился.
Томин подходит к «Волге», которая привезла их со Знаменским (и теперь осталась тут в одиночестве), что-то говорит шоферу и снова скрывается в подъезде.
Шофер, читавший книгу, начинает исподтишка приглядывать за нашей парой.
* * *
– Следователь?.. – переспрашивает Артамонова у Знаменского, преградившего ей выход в коридор.
Он берет ее под локоть, возвращает и усаживает на прежнее место.
– Мои вопросы могут казаться нелепыми, даже нескромными, но на самом деле они носят чисто профессиональный характер. Вы понимаете, Галина Степановна?
Та делает неопределенное движение.
– Кто-нибудь из близких или друзей вашего мужа живет за городом?
– Родители. Под Загорском.
– Очень хорошо. А по Калужскому шоссе?
– Ннет… не знаю.
– Кстати, сколько у него могло быть с собой денег? – Пал Палыч делает вид, что вопрос возник у него случайно.
– Я по карманам не шарю! – Артамонова добавляет драматическим шепотом: – Какой позор!
Получается аффектированно, и не поймешь, действительно ей неприятен этот вопрос или это притворство. Но при каждом следующем ответе понятно, что никакого притворства тут нет, что слова: «Какой позор!» – ее искреннее отношение к подобным поступкам.
– Не волнуйтесь, – говорит Пал Палыч. – Нам нужно выяснить простую вещь: какую примерно сумму мог иметь с собой ваш муж.
– Рублей пять… семь…
– Вы контролируете его расходы?
– По-моему, это естественно.
– Значит, больше – исключено?
– Ннет… – выдавливает женщина страдальчески. – Раз он отсутствует… возможно, у него и была крупная сумма.
– Порядка?
– Сто рублей… даже сто пятьдесят, я допускаю. Ему предложили какие-то фары, колпаки…
– А если бы у вашего мужа обнаружились не сотни, а тысячи рублей?
Артамонова вскидывает руки к вискам и замирает в ужасе.
– Как бы вы их объяснили?
– Это не его, не его, нет! – громкой лихорадочной скороговоркой открещивается она. – Это чужие. Чьи-нибудь, конечно…
– Чьи же?
– Спросите, Толя скажет. Он объяснит. Его спрашивали?
– Меня интересует ваше мнение.
– Я не знаю. Какие тысячи? Немыслимо! – Она вдруг находит единственную точку опоры в охватившем ее смятении: – Я вам не верю! – Отнимает руки от лица, отчаянно сцепляет на коленях. – Не верю!
Изумленный управляющий застывает с открытым ртом.
Пара на улице скрывается за углом, через минуту возвращается, и мужчина перехватывает взгляд шофера.
– Фиалки пахнут не тем, – говорит он. – Пойду разбираться.
– Я с тобой!
– Только ни во что не вмешивайся.
– Почему это?
– Потому что так надо!
Они сворачивают к подъезду.
* * *
Пал Палыч в раздумье: рассказать Артамоновой правду или еще погодить. Колебания прерывает Томин, знаком вызывающий его в коридор.
– Паша, родственники волнуются. Этот шурин или деверь рвется к тебе.
– Милости просим. А ты поприсутствуй – как там сестры встретятся.
Оба возвращаются в кабинет.
– Галина Степановна, наш сотрудник вас проводит.
Артамонова молча выходит в сопровождении Томина. Знаменский набирает ноль-два.
– Дежурного по городу.
* * *
На месте дорожного происшествия рядом с «Волгой» расстелен кусок брезента, на нем разложены предметы, найденные в машине Артамонова: бумажник с документами, сигареты, зажигалка, аптечка, уже известный нам чемодан, разорвавшийся газетный сверток с чеканкой по металлу, сплющенная шляпа и плащ.
Фотограф делает снимки, щелкая аппаратом.