– Ну… всяко бывает… – Кибрит предлагает собеседнице почувствовать себя на равной ноге. – Вы его любили, Тася?
– Это трудно сказать… Наверное, любила, если реву… А другой раз глаза бы не глядели…
Вздыхая и сморкаясь, она начинает изливать душу.
– Знаете, сперва он мне до того понравился, совершенно удивительно! Чего-нибудь сделает и покраснеет, представляете? Игорька привозил. С рук у меня не слезал, такой ребенок ласковый. Теперь вырастет – забудет… Мать, Галина эта, раз его наказала, а он ей: Тася, говорит, лучше… А потом… Даже не знаю, как рассказать… Что-то ему вступило – не угодишь… Разврата захотелось, – почти шепчет Снежкова. – Представляете? А что я такое могу? Я ж не какая-нибудь! Уличная я, что ли?.. Если, говорит, все обыкновенно, то я и в законном браке имею, а ты научи меня прожигать жизнь. Вы понимаете? Нет, вы не подумайте, Зина, он был хороший. Если за ним что подозревают – это неправда! Толя был очень хороший. Попроси – все отдаст. Честно. Такие подарки дарил! А недавно вдруг мебель привез. Я даже подумала, может, имею перспективу. Не к жене привез – ко мне. Дом обставляет… Господи, как его угораздило на том повороте?!
Во время разговора Знаменский и Томин топчутся в коридоре. Из кабинета появляется Кибрит, кивает Пал Палычу: можешь допрашивать.
Знаменский уходит к себе.
– Я сейчас, Паша, – говорит Томин. – Что скажешь? – спрашивает он у Кибрит.
– Ничего.
– За двадцать минут ничего?
– Шурик, тайна исповеди!..
Снежкова успокоилась и стала словоохотливей. Увидев на столе чемодан, она с грустью говорит:
– Толя часто с ним ездил, служебные документы носил.
– Вы их видели?
– Зачем мне их смотреть?
– Таисия Николаевна, женщины ведь наблюдательны.
– Ну?
– Как вам кажется, Артамонов приезжал прямиком из города? Или заворачивая еще куда-то в округе?
– Трудно сказать, – отвечает Снежкова после раздумья. – Но чего ему в округе делать?
– А часто он звонил от вас? На службу или друзьям?
– Нет, только жене: «Галочка, задержусь, работаю с Климовым». Я после шутила: приезжай, говорю, работать с Климовым, я соскучилась.
Знаменский с досадой убирает в сторону чемодан, вошедший Томин понимает, что допрос почти бесплоден.
– Вам не случалось бывать у знакомых Артамонова или принимать их у себя?
– Привозил одного старика как-то. Не помню, как зовут.
– Плешивый и носатый? – полувопросительно вставляет Томин, имея в виду владельца Абы.
– Да. И еще Антона. Это уже весной. Друг его. Тоже знаете?
Пал Палыч и Томин оживляются при имени Антон.
– Пожалуйста, все, что припомните.
– Ну, Толя заранее сказал, что будет гость, и давай, мол, постарайся встретить на высшем уровне. Хорошо, у соседки свинья опоросилась. Пришлось кланяться. Сделала я молочного поросенка заливного, пальчики оближешь. Парад, конечно, навела…
Воспоминание относится к разряду приятных, и Снежкова погружается в него с удовольствием.
…За празднично накрытым столом сидят Артамонов и Бардин. Звучит музыка. Прифранченная хозяйка играет глазами и мечется между кухней и гостями. Бардин холодновато любезен, его забавляют старания Артамонова произвести впечатление.
– Как тебе Тася?
Бардин улыбается Снежковой, та, прервав хлопоты, ждет оценки.
– Красивая женщина, хорошая хозяйка. Чего еще желать?
– Благодарю за комплимент, – воркует Снежкова. Бардин представляется ей весьма привлекательным мужчиной.
– Валяй, соблазняй его, валяй! – смеется Артамонов и подталкивает ее к шурину.
– Попозже, – обещает Снежкова.
– Сначала гарнитур посмотрим, – решает Артамонов.
Хозяйка отпирает им комнату, загроможденную дорогим кабинетным гарнитуром.