Теснятся какие-то свертки, торчат горлышки бутылок с иностранными наклейками.
– Полный гардероб, – поясняет старик. – На разные сезоны. Прикатит, все переменит – и до свидания…
Сторож вспоминает, а мы видим, как Артамонов подъезжает к гаражу на «Москвиче» и выводит «Волгу», а «Москвича» ставит на ее место, оглядывая его при этом бережно и любовно: где-то протрет тряпочкой, поправит коврик на сиденье, готов, что называется, пушинки сдувать.
На приборной доске «Москвича» красуется фотография: голова крутолобой, длинноухой собаки с умными глазами.
Артамонов привычно переодевается. Скидывает скучный свитерок и поношенные ботинки, прихорашивается перед зеркалом и превращается в этакого состоятельного молодого пижона.
Небрежно с маху хлопнув дверцей, он трогает «Волгу» и выезжает на улицу, помахав сторожу на прощанье…
– Вот таким манером, – говорит старик. – А когда вернется, то все, значит, в обратном порядке.
– Вас это не удивляло?
– И-и, товарищ дорогой! Тут ноги протянешь, если на все удивляться, что удивления достойно!
Они беседуют в дверях гаража, и старик оглядывается на «москвичек».
– Та у него была парадная, а этот для души, – глубокомысленно изрекает он. – На этом он бы нипочем не расшибся.
– Конечно, скорость другая, – поддакивает Пал Палыч.
– Нет. Тут глубже. Психология!
* * *
Вдоль тихой улицы пожилой мужчина с желчным лицом прогуливает коренастую, с гротескно длинными ушами собаку, точный портрет которой украшал приборную доску артамоновской машины.
С видом гуляющего появляется Томин.
– Какая миленькая собачка!! – восхищается он. – Умная?
Мужчине Томин не очень нравится. Но так как к собаковладельцам на улице чаще обращаются с бранью, чем с комплиментами, он отвечает вежливо:
– Своя собака всегда умная.
– Она какой же породы?
– Редкой. Бассет.
– А как ее зовут?
– Абигайль. Аба. – И, свистнув собаку, собирается уходить.
Томин заступает ему дорогу.
– Какое совпадение – я, кажется, знаком с ее матушкой! Ту зовут Фанта, и они очень похожи, очень. Но, пожалуй, мамаша попроще, вы не находите?
– Молодой человек, что вас так занимает: я? моя собака? ее происхождение?
– Ну вот, рассердились. Я надеялся – позовете чай пить, и мы бы уютно побеседовали.
– О чем, черт возьми?
– Обо всем, что меня занимает, Алексей Прокопыч, – уже серьезно говорит Томин.
– А-а… – догадывается мужчина и переходит на иронический тон. – Билеты в оперу распространял оперуполномоченный.
– Инспектор. Терминология меняется. Так будем чай пить?
* * *
А в кабинете Знаменского впервые появляется жена Артамонова.
– Товарищ следователь!.. – произносит она и, задохнувшись, останавливается у стола.
– Вам будет проще по имени-отчеству: Пал Палыч.
– Пал Палыч, – повторяет Артамонова, чтобы запомнить.
– Садитесь сюда. Бояться меня не надо.
– Я не боюсь, но я очень волнуюсь! – Она присаживается на край дивана, Знаменский – спиной к столу, так что беседа ведется как бы в неофициальной обстановке.
– Я пришла вам рассказать, что сегодня случилось. Это очень важно!
– Слушаю.
Пал Палыч не может не сочувствовать женщине, похоронившей мужа. Но пока он отнюдь не убежден в ее искренности и чистоте побуждений, и в голосе его сдержанность.
– Сказали, что нужно взять Толины вещи. Сестра пошла и принесла… совершенно чужие вещи, Пал Палыч! Какой-то плащ, шляпу, ботинки. Говорят, все это было в машине, но это не его!
Знаменский, знающий, что хранилось в зеркальном шкафу, не воспринимает новость как сенсацию.
– Вы мне не верите? – поражается Артамонова. – Я говорю правду!
– Вполне возможно, Галина Степановна. Вы бывали в гараже?
– Зачем? – Артамоновой кажется, что ее просто отвлекают от темы.