– Я, разумеется, лишена сословных предрассудков, но согласись, что его мать… Мужа бросила, вокруг хоровод мужчин… просто страшно представить, чего ребенок нагляделся и как это подействовало на его психику!
– Кисонька, может быть, не следует при Наташе… И, по-моему, Гвоздарева производит приятное впечатление.
– Ах и на тебя она производит приятное впечатление?!
– Ну что ты, я же не в том смысле!..
В дверях появляется Леша.
– Нельзя потише? Там все слышно.
Он затворяет дверь. Неловкая пауза.
– Но… в конце концов, я у себя дома… Имею я право говорить то, что думаю? И вообще – воспитанный человек не слышит чужих разговоров.
– Ты спутала, мамочка, это глухие не слышат.
– Наташа, не дерзи, – отцу очень не хочется ссоры.
– Имею я право говорить то, что думаю?
– Нет, не имеешь. Не доросла.
Наташа встает, забирает чашку и недоеденный бутерброд.
– И эта туда же! – кипятится мать. – И снова до вечера на улицу? Почему хоть в субботу не побыть немного дома! Вам созданы все условия для культурного отдыха!
– Ой, мамочки! Холодильник, телефон, ванна, газ, магнитофон – голова кругом от развлечений!
Отец укоризненно цокает языком.
– А что на улице?
– То, что рассказывали на лекции в ЖЭКе, – отвечает за Наташу мать. – Очень жаль, что вас не было. Приводились убийственные факты!
Наташа прыскает и уходит. Слышно, как ребята включают музыку.
– Ну что за дети, Гриша! Даже аппетит пропал. Разве я посмела бы хамить матери! Бывало, если делаешь что-нибудь не то, так ведь тайком, с оглядкой.
– Да, наши не стесняются. Хоть бы соврали для приличия. Холодильник, телефон… Не ценят ничего, что досталось трудами!
– По выражению твоего сына, они ищут иной смысл существования. А у самого две тройки в году, и из спортивной школы исключили. Как он без спорта в институт! Ты с ним говорил?
– Еще не определился. Выбирает.
– Какие могут быть выборы! Надо найти вуз, где требуется боксер-перворазрядник. Разве мы с тобой выбирали?
– Что же сравнивать, кисонька, мы были другими.
– Вот именно. Мы понимали, чего хотим, и добивались. Спроси свою дочь – какую общественную работу она ведет! Никакую. Ей скучно. Будто мне в ее годы было весело возиться со стенгазетой. Но я рисовала аршинные заголовки ради комсомольской характеристики.
– Да… – отец в задумчивости катает хлебные крошки. – Мы относились к жизни серьезно и ответственно.
Терентьевы свято верят в правоту своей жизни.
* * *
Наташа, Леша и Сенька выходят на улицу.
Хорошенькая Наташа выглядит старше своих лет, Сенька – моложе, а плотного Лешу легко со спины принять за взрослого мужчину, но полудетское упрямое лицо выдает мальчишку. К приятелям присоединяется Миша Мухин – смазливый, чернобровый. «Салют – салют», – дальше шагают вместе.
– Натка, я пришел к тебе с приветом. – Миша крутит пальцем у виска, – рассказать, что солнце встало… Что-то вы кисло-зеленые?
– Субботнее утро в кругу семьи, – бурчит Леша. – Интересно, взрослые – все идиоты или выборочно?
– Выборочно. Но многие.
– Неужели и мы такими будем? – задает Наташа извечный вопрос подростков.
– Я против, – заявляет Миша. – Кто «за», прошу поднять руку. Воздержавшихся нет? Принято: мы будем другими.
– Леха! – предостерегающе произносит Наташа.
На пути стоит кучка их ровесников. Леша выдвигается вперед, возглавляя свою компанию. Сенька порывается идти плечом к плечу, Наташа дергает его назад.
– Не лезь! Леша это не терпит!
– Он же Леха-Ледокол, – поясняет Миша. – Флагман. А мы в кильватере.
Леша идет на враждебную группу, как на пустое место, свободно свесив тяжелые кулаки. И группа в последний момент не выдерживает, расступается, пропуская его и остальных.
– Красиво! – восхищается Сенька.
– А-а… – поводит плечами Леша. – Подраться стало не с кем.
* * *
Место ребячьих сходок – ободранная квартира на втором этаже пустующего дома.