Не знает, во сколько и оценить своего козленочка. Уточню, когда дома не бывают, и можно действовать без риска.
– В такой квартире без хозяина мороки часов на пять: что в подушки зашито, что по щелям рассовано. Надо самого просить, чтобы тайники выскребал. А он резонно спросит, на каком основании? Если я показываю калибр, вопросы отпадают. И на будущее острастка.
– Да с него ножа хватит! Даже вообще голыми руками. У него от 02 на пальце ожег будет!
– С голыми руками ходи сам. А холодным оружием я брезгую, да и не привык. Мне нужен пистолет.
– Как же вы его кинули?
– Потому что меня могли взять, дурень, уже в загривок дышали. Я не кинул, я аккуратно пристроил. Не впервые расстаемся, и всегда он ко мне возвращался. – Бондарь утирает потный лоб. – Не верю, что пропал. Куда ему за ночь деваться? Или ты продрых? Продрых?
– Обижаете, маэстро! Только-только первых прохожих дождался, чтобы не бросаться в глаза. Между прочим, до ночи еще вечер был. А там шпана шляется. Может, свести знакомство? Послушать разговоры и вообще?
* * *
В тесной казенной квартирке Гвоздаревых на первом этаже бедновато.
Сенька собирается уходить.
– Ма, я пошел!
– Даже и не поел толком. Что с тобой приключилось?
– Ничего, ма. Я к Терентьевым.
– Стой, дыра на рукаве. Снимай, зашью.
– Да ведь долго!
– Чего тут долгого, по шву. – Зашивая рубашку, она сообщает: – А вчера магазин ограбили, слыхал?
– Слыхал что-то. За новостройкой, да?
– Угу. С револьвером, представляешь?
Сенька вздрагивает.
– Поймали?
– Нет. Сейчас Миронов-участковый рассказывал, что прямо по пятам гнались. Между пустых домов чуть, говорит, не схватили, непонятно, как из рук ушел.
– Ма, а точно, что… револьвер! – спрашивает Сенька. – Случайно, не пистолет?
– А какая разница…
– Если Миронов что новое узнает, расскажи мне, ладно? – Он быстро надевает рубашку.
– Все-таки чудной ты сегодня. Что-нибудь натворил?
– Мм… Понимаешь, мама, врать я тебе еще не научился, а всю правду говорить не могу. Это называется «трудный возраст».
– Больно что-то трудный, Сеня.
– Переживем! Хлопни на счастье.
Гвоздарева шлепает Сеньку пониже спины, и он убегает.
Лихо насвистывая, он идет по двору. Сворачивает в подъезд дома, где живут Терентьевы.
* * *
Терентьевы – отец, мать и дети, Леша с Наташей, еще только садятся завтракать на кухне. Три звонка в дверь заставляют мать недовольно поджать губы:
– Кто это в такую рань?
– Сенька Гвоздик, наверно. – Леша идет отпереть.
– Странная манера – являться в дом, когда люди едва сели за стол.
– Почему! На Западе есть даже обычай приглашать к завтраку, – парирует Наташа.
– Но мы, кажется, не на Западе? – замечает отец с видом лихо сострившего человека.
– Это – во-первых, – подхватывает мать. – А во-вторых, не помню, чтобы я его приглашала.
– Он, между прочим, не к тебе, – бросает Леша, вернувшийся в кухню на последних ее словах. Он наливает две чашки чаю, сгребает со стола какую-то снедь и уходит.
– Вот так. И ничего не скажи. Рта невозможно раскрыть – сразу обиды! Растишь их, воспитываешь… – она свернула на привычную тему.
– Ну, завела, – скучливо тянет Наташа. – Подумаешь, событие – Гвоздик пришел!
– Ваш Сеня Гвоздарев – отпетый хулиган!
– Да кто его отпевал?
– Наташа, – присоединяется отец, – вы обязаны считаться с мнением мамы. Она пытается уберечь вас от дурных влияний.
– Курам на смех! Какое Гвоздик может оказать влияние?
– А такое, что этот дворничихин сын…
– Ну-ну-ну, – прерывает жену Терентьев, – подобные выражения… это не аргумент.