Рисковала – заслоняла трубку. Пыталась что-то доказать. Сомневаюсь, что ей хотелось служить именно в полиции.
– Доказать кому?
– Не знаю. Может быть, себе, может, кому-то.
– Гарри, я знаю вас как человека с замечательной интуицией. Что еще?
Босх пожал плечами:
– Только то, что Джулия делала или говорила… У меня на плече шрам от огнестрельной раны. Она спросила меня о нем. На вторую ночь. Интересовалась, как получил рану, и я сказал, что мне повезло, так как пуля угодила туда, где одни кости. Потом… Джулия выстрелила себе в то же место. Только у нее… пуля срикошетила. Она этого не ожидала.
Инохос молча кивнула.
– То, что я думал, для меня невыносимо, понимаете, что я имею виду?
– Гарри, расскажите мне.
– Я все время прокручиваю это в голове. Что видел и знаю. Джулия наводила на него пистолет. Думаю, не появись я там и не закричи, возможно, выстрелила бы в него. Он бы упал, она вложила бы пистолет ему в руку и выстрелила бы в потолок или в машину. Или в него. Это не имело бы значения, если бы он оказался мертвым, с парафином на руках, и она могла бы утверждать, будто он пытался отнять у нее оружие.
– То есть вы полагаете, она выстрелила в себя, чтобы убить его и потом выглядеть героиней?
– Не знаю. Она говорила, что мир нуждается в героях. Особенно сейчас. Сказала, что надеется когда-нибудь получить возможность стать героиней. Но думаю, это еще не все.
Похоже, Джулия хотела получить шрам, узнать на себе, что такое пулевое ранение.
– И была готова ради этого убить?
– Не знаю, прав ли я тут хоть в чем-нибудь. Знаю только, что она хоть и была новенькой, но уже дошла до той стадии, где пролегает граница между ими и нами, где каждый, не носящий полицейский значок, подонок. И осознала, что с ней происходит. Может, она просто искала выход…
Босх покачал головой и отвернулся. Кладбище уже почти опустело.
– Когда говоришь об этом вслух, то звучит… Это безумный мир.
Он отступил на шаг от Инохос.
– Видимо, другого человека никогда не знаешь по-настоящему, правда? – спросил он. – Можешь думать, что знаешь. Можешь быть настолько близок с кем-то, чтобы делить ложе, но никогда не узнаешь, что действительно происходит у него внутри.
– Да, у всех есть секреты.
Босх хотел отойти от нее, но она сказала:
– Гарри, подождите.
Инохос подняла сумочку и раскрыла ее. Принялась рыться в ней.
– Я все-таки хочу поговорить об этом, – промолвила она, достав визитную карточку и протянув ему. – Позвоните мне. Совершенно неофициально, доверительно. Ради блага управления.
Босх усмехнулся:
– Управление об этом не беспокоится. Его интересует собственная репутация, а не правда. А если правда угрожает репутации, то к черту ее.
– Ну а я беспокоюсь, Гарри. И вы тоже.
Босх поглядел на карточку, кивнул и сунул ее в карман.
– Хорошо, я позвоню.
– Там номер моего сотового телефона. Я не расстаюсь с ним. – Инохос сжала его руку повыше локтя. – Гарри, а сами вы как? Все в порядке?
– Ну, если не считать утраты Джулии и слов Ирвинга, что пора подумывать об отставке, то все хорошо.
Инохос нахмурилась:
– Держитесь, Гарри.
Босх подумал, что говорил Джулии перед ее смертью то же самое.
Инохос ушла. Босх продолжил путь к могиле. Он надеялся, что наконец остался один. Взял горсть выкопанной земли, подошел к краю и посмотрел вниз. На гроб были брошены букет и несколько отдельных цветов. Босх вспомнил, что позапрошлой ночью лежал с Джулией в постели. Он жалел, что не понял ее намеков и не сложил их в ясную картину того, что она делает и к чему движется.
Босх медленно поднял руку и разжал пальцы, земля стала просыпаться между ними тонкими струйками.
– Город костей, – прошептал он.
И смотрел, как земля падает в могилу, словно исчезающие мечты.
– Полагаю, вы знали ее.