Я купил эту усадьбу у Томазо Бускетино, помнишь его?
Доминико кивнул. Томазо Бускетино он помнил достаточно хорошо на похоронах его год назад собралось две сотни человек, и шестеро мужчин несли гроб, усыпанный цветами, к последнему пристанищу на плечах.
Он был хороший человек, продолжил Дель Маро, поймав взгляд Доминико.
Да, это так.
Устал?
Доминико кивнул.
Копы не дали мне поспать.
Дель Маро причмокнул губами и покачал головой.
Что за люди В городе какой-то бардак. Без обид, Доминико, я разберусь.
Без обид.
Больше Доминико не смог выговорить ничего. К горлу вдруг подступила тошнота при воспоминании о том, что произошло с ним не так давно.
Можно мне отдохнуть? произнёс он после паузы, рассчитывая, что за несколько часов отдыха это пройдёт.
Конечно. Альберто! крикнул Дель Маро, и тут же молодой мексиканец показался в дверях. Проводи гостя. Это наш дорогой друг.
Они молча миновали холл и поднялись на второй этаж. Не собравшись с силами даже для того, чтобы погрузиться в ванну, Доминико сбросил с себя одежду, рухнул на кровать и уснул.
Открыв глаза, Доминико обнаружил, что время уже перевалило далеко за полдень. Всё тело ныло так же, как и с утра даже сильней.
Кое-как поднявшись на ноги, он подобрался к окну и некоторое время рассматривал открывающийся из него вид на пролив.
Долгое время считалось, что в Сартене, за исключением полицейского участка и скотобоен, не на что смотреть. На протяжении двух без малого сотен лет было принято ругать здесь всё: мусор, шум, жителей, климат слишком жаркий и сухой. Большой парадности здесь не наблюдалось и теперь: путешественники продолжали ругать висевшую в воздухе пыль и будто бы сделанные из грязи дома.
Однако с холма, на котором располагался дом Дель Маро, вид открывался несколько иной. Далеко-далеко, на другой стороне залива, виднелась серебристая линия реки, а дальше, за чертой города, раскинулись долины и горы Гуадаррамы.
В самой гуще черепичных крыш вздымались над городом белые башни неоготического собора La Madre Terra.
Центральная площадь носившая имя «La Porta del Sole» Ворота Солнца темнела открытым пространством перед ним.
Первое время город действительно опоясывала каменная стена, и сквозь городские ворота можно было наблюдать восход солнечные лучи шаг за шагом вступали в город, когда солнце заглядывало на площадь через проём. Теперь же и стену, и ворота снесли, и площадь служила по большей части для отправки грузовых и пассажирских платформ. Однако и теперь на востоке её виднелась приземистая красно-кирпичная церквушка, украшенная белыми изящными башенками колоколен церковь Ун Гранде Сучессо, построенная первыми поселенцами в благодарность Ветрам. Однако различить её в тени каменных стен Ledificio delle Poste было нелегко. Башня последнего вздымалась высоко вверх, а над башней высилось нечто вроде беседки со сферической крышей. Под ней на вертикальном металлическом стержне был укреплен серебристый шар. Когда наступал полдень, шар спускался вниз будто бы сам собой и сотни приезжих собирались, чтобы поглазеть на это чудо Ветров.
Эти старинные часы представляли собой целую астрономическую обсерваторию они показывали движение планет, месяцы и времена года, восход и заход солнца, атмосферное давление. Часовые стрелки указывали время на двадцати циферблатах,
под каждым из которых значилось название одного из корсиканских городов.
Здесь, в Ledificio delle Poste, когда-то располагалось Министерство внутренних дел, а теперь разместился центральный офис Винченсо Дель Маро. А возле него в мостовую был вмонтирован бронзовый ноль, от которого начинался отсчёт расстояний по всей Корсике.
Наконец, Доминико надоело стоять. Он развернулся и направился в ванную. В доме Дель Маро был локальный водопровод. Включив горячую воду, Доминико нырнул в полукруглый бассейн и, закрыв глаза, некоторое время лежал так, выжидая, когда утихнет боль. Было паршиво но не настолько, как можно было ожидать. Доминико подумал, что просто исчерпал какой-то лимит. Когда проблемы следуют одна за другой, наступает момент, когда становится всё равно.
Он расслабился и тут же увидел перед собой копа, который испортил ему прилёт. Невысокий. С узкими для его профессии плечами и несвойственными южанам голубыми глазами.
Проклятый сукин сын был небрит, но даже эта небритость была ему к лицу. «Жаль, что не видел его целиком», промелькнула мысль у Таскони в голове, и, не успев удивиться самому себе, он потянулся рукой к паху.
Воображение услужливо подсказало ему, как будет выглядеть сержант, если его раздеть. Расклячить ноги и растянуть так, чтобы он стонал.
Таскони принялся медленно двигать рукой. Вопроса какого чёрта творится у него в голове он себе не задавал. Всё было просто и легко коп заслужил, чтобы Доминико его отодрал. Он должен был ползать перед Доминико, просить пощады сквозь слёзы, расстёгивать штаны и предлагать себя. И Доминико не сомневался, что это ещё ждёт их впереди.
Думать о сержанте было приятнее, чем о цели, которая привела его в Сартен и потому Доминико предпочёл сосредоточиться на нём.
Он представил, как снимет полицейскую дубинку с ремня обнаглевшего сержанта и тщательно дюйм за дюймом запихнёт внутрь него. Необыкновенно живо он услышал, как коп стонет и прогибается, и просит ещё.