Воспоминание очень чёткое, яркое. И, конечно, лживое. Потому что Лек был не огневик, а водник, и умер за несколько месяцев до этого.
Я слышал, что дышать депрентиловой пылью вредно, Брент, очевидно, не понимал намёков, как и не считал пожатие плечами ответом. Как и любой пылью, но этой, вроде бы, особенно.
Наверное.
Наверное?
И Ольша та самая Ольша, которая несколько часов назад затруднялась открыто взять пирожок и собиралась молча потерпеть, когда Брент решит отвлечься от скуки, запихивая в неё свой член, вдруг взвилась.
А я не уверена, она улыбнулась так, будто с зубов капал яд. Про пыль нам не рассказывали, обычно на выработке, знаешь ли, дохнут раньше, чем это станет важно! Может, пыль, может, не пыль, много разных других причин. Может, меня продуло! Или, думаешь, если ты огневик то спать в дырявом сарае и работать по колено в снегу охренеть как полезно для здоровья? А может быть, я так много грелась дыханием, что пожгла себе горло. Или, может, просто орала слишком громко!
Голос сорвался, и она закашлялась. А когда смогла продышаться, злое, застящее глаза чувство схлынуло, оставив только леденящий ужас от собственного срыва и его последствий.
То есть Ольша лихорадочно искала оправдания и снова вонзила ногти в предплечье, я имела в виду
Но Брент смотрел на неё спокойно. И сказал ровно:
Я всего лишь хотел напомнить, что при роте есть медичка, она могла бы на тебя посмотреть. А в Рушке будет аптека. Подумай, ладно?
Глава 9
Потом подумала ещё раз,
и ещё, и ещё немного. А вечером, после скудного ужина они доехали до посёлка, когда на него только-только упала ранняя темнота, поймала Брента, спросила у него разрешения отойти и отыскала медичку.
Она была немолодая, дородная и очень безразличная, что почему-то показалось Ольше успокаивающим. Лечить прибившихся к поезду спутников она вообще-то была не обязана, и сбивчивые ольшины объяснения слушала безо всякого выражения. Стояла у забора, шумно затягиваясь дымом и пожёвывая самокрутку.
Давно? она так и смотрела куда-то вдаль, пока Ольша вгоняла ногти в нежную кожу предплечья.
Недели две может, две с половиной. Не помню точно
Медичка покачала головой, сплюнула и метнула бычок в сугроб.
Ну пойдём. Зовут тебя как?
Ольша
Посёлок был совсем небольшой, и гостевого дома, пусть даже маленького, в нём не было. Зато местные охотно теснились в домах, уступая роте комнаты и чердаки, и кормили со своего стола, просто, но от души. Расплачивался за всех Горлем, с местным старостой он говорил, как со старым знакомым.
Медичку разместили в бане. Протоплена она была не слишком щедро, зато внутри вкусно пахло можжевельником. Женщина шикнула и помахала руками на устраивающихся в комнате людей, изгоняя хозяйственниц и огневичку из будущей смотровой, вынула из сумки инструменты, сняла с печи чашу с кипятком.
А чего стоим? Ты раздевайся.
Ольша прикусила губу и принялась стягивать ботинки.
На вид медичка была грубовата, но действовала аккуратно и причиняла боли не больше нужного. И всё равно Ольша исщипала себе все руки, а в уголках глаз собрались стыдные мутные слёзы.
Сейчас потерпи да, неприятненько, а ты что думала? Вот тут почистить надо, а без ниток обойдёмся. В целом ничего страшного, свищей я не вижу, всё мелкое, да и было бы крупное ты б давно от сепсиса загнулась. Ну, ну, почти всё уже, расслабься. Расслабься, я кому говорю! Здесь сосудик бы прижечь, сама сможешь? Я направлю.
Ольше уже приходилось применять стихию к ранам, больше к чужим, но и к своим тоже. Каждый раз незабываемые впечатления, искры из глаз.
Ну вот, всё обработали. Заживает плохо, потому что нужны чистота и покой. Питаться получше, витамины, хорошо бы постельный режим, но куда нам с этим, да? Мыться прохладной водой, не тереть, промакивать. Бельё кипятить и менять каждый день, лучше дважды. А так ещё неделька и зарастёт потихоньку, оно бы и раньше зажило, если бы не гематома вот здесь. Кости все целы? Ушибы, ещё что?
Поджило уже вроде
Ну, ладно. Сбор тебе дам из травок, две столовых ложки на кружку, и на ночь, он укрепляющий, чтобы зараза всякая не пристала
Медичка говорила и говорила, спокойно, дельно, с необидной усмешкой. Что-то объясняла, что-то советовала, а сама закладывала инструменты в металлическую коробочку и ставила кипятиться, убирала в коробку склянки, тщательно мыла руки. Ольша кивала, как болванчик, хотя давно запуталась в инструкциях. Её всю трясло: не столько от боли или страха, сколько от самой ситуации, от этих прикосновений и от усталости. Тянущее, выматывающее ощущение внизу успокоилось, но так и не ушло до конца и напоминало о себе при каждом движении.
«Ничего страшного», так она сказала. Это, выходит, Ольша мнительная неженка, можно было и потерпеть, как терпят женщины, чьи мужчины не умеют или не хотят держать себя в руках. Но противная склизкая боль так и не прошла за много дней, внутри что-то тревожно пульсировало, а каждый поход в кустики сопровождался пронзающей резью.
вдруг жар или потечёт странное, сразу к медику. И поберечься. Мужикам не давай!
Это если он спрашивать будет, пробурчала Ольша, украдкой вытирая глаза.