С ольшиным ожогом дело обстояло хуже. В прорвавшийся волдырь, похоже, что-то попало, потому что ещё в Бади он страшновато вспух и воспалился. Брент, совершенно непристойно ругаясь, возился с её рукой и грозился сдать её в клинику на перевоспитание, пока Ольша до крови кусала губы. К вечеру отёк спал, но теперь Брент трижды в день осматривал подживающий ожог и сам менял ей повязки.
Это было очень стыдно. А ещё приятно, но в этом Ольша не призналась бы даже под страхом знаменитых тангских пыток.
Следя за конструкцией и выдыхая то расходящуюся кольцом силу, то тепло, Ольша много смотрела на Брента и думала про его странную притчу. Если каждый должен бы пройти половину пути, то у них всё уже получалось очень неправильно. Брент делал для неё очень много всего, от вытирания соплей до таскания конфет, а Ольша в лучшем случае не очень ему мешала.
Но вряд ли ведь он заставлял себя это делать? Брент в своих действиях казался очень искренним. И он обещал, что остановится, если он просил не делать из него насильника он спрашивал, чего она хочет
Все эти мысли быстро превратились у Ольши в голове в загадочно булькающий бульон. Сперва он покрылся тревожной пенкой, потом панически перекипел, а к вечеру, притомившись, уварившись и остыв в погребе, стал сам себе холодцом.
И, закончив с его ладонями, Ольша заглянула мужчине в лицо, потёрлась носом о нос и поцеловала в губы.
Ничто ведь не мешает Бренту оттолкнуть её, верно?
Ольша?
Глаза у него стали тёмные, почти чёрные, только в глубине зрачка плясал отблеск свечи. На веранде деревенского дома когда-то в нём, похоже, жила большая семья, а теперь остались только старик со старухой, царила ночная темнота.
Котёнок?
Ты на меня не давишь, тихо сказала Ольша. Мне нравится целоваться, и, если тебе тоже
Он не оттолкнул. Сгрёб в охапку и целовал так жадно и хорошо, что у Ольши долго ещё шумело в голове.
Часть третья. Колея
Глава 1На местном служилом жаргоне Штабная башня называлась Прыщом, ну, потому что на прыщ она, честно говоря, и была похожа. Щербатая шарообразная выпуклость на идеально ровной поверхности Стены казалась чем-то почти болезненным.
На самом деле Штабная башня уходила далеко вглубь Стены и с обратной стороны выглядела совершенно так же: кажется, по назначению использовали как раз-таки внутреннюю часть, а зачем нужна была внешняя, Ольша не знала. Может быть, её оставили здесь для симметрии. Может быть, был какой-то грандиозный конструкторский замысел.
Так или иначе, а выглядела
она прыщом, чуть темнее основной Стены и с почти чёрными металлическими воротами по центру. Забавное в своей непривлекательности зрелище.
Ольша тихонько хмыкнула и немного потянула на себя рычаг, замедляя ящера и разглядывая башню. Места здесь были безлюдные, а дорога подходила к Стене почти вплотную, и её громада нависала над низинами, великолепная и неосмыслимая. Вокруг простирался плоский желтоватый луг, размокший и влажный, кое-где из него торчали короткие корявые деревья. Земля забрала в себя наследие войны, разгладила рытвины, впитала пепел и кровь и вернула их травой.
Следы прорыва можно было разглядеть, только если очень постараться: Брент показал ей светлую границу в Стене, разделяющую уцелевшую старую часть и восстановленную, но сама Ольша ни за что бы её не нашла.
Может быть, после взрыва на месте Штабной башни могли бы построить что-то другое, посимпатичнее. Но конструкторы приняли решение восстановить Стену в первозданном виде, и теперь казалось, будто и не было её, войны. Только почти в самом центре луга, в удалении и от Прыща, и от дороги, плясал ярко-голубой огонёк.
Ольша отпустила конструкцию и взялась за рычаг, останавливая ящера у обочины.
Ты чего?
Брент выглядел удивлённым, а Ольша смутилась.
А ты не хочешь ну поклониться?
Он пожал плечами, но не стал спорить.
К огоньку вела узкая каменная дорожка, явно созданная стихийниками. Ольша кое-как съехала к ней по грязи, а Брент, под которым земля всегда была твёрдой, придерживал её за локоток. Луг шкворчал и булькал, а кольцо силы возвращалось, рассказывая о местной мелкой живности и здоровенной птице, застывшей в засаде в драной тени мёртвого дерева.
Ольша ожидала почему-то, что мемориал здесь будет большой и важный, довлеющий над местностью. Но на крошечном каменном пятачке не было ничего, кроме голубого пламени в чаше и небольшого портрета, утопленного в стекле. Королевич Нониль был на нём совсем молод и широко улыбался.
Иностранцы, не слишком хорошо владеющие марским, считали, будто королевичи и королевны все обязательно дети короля. И поднимали уважительно брови: а король-то мужик, шестнадцать наследников!.. Но, конечно, на самом деле всё было не совсем так.
Обычно дар управлять стихией не передаётся по наследству. У стихийников рождаются самые обычные дети и наоборот, как будто магия сама выбирает ребёнка по одним ей ясным принципам. Единственное исключение это семья правящего короля: его дети, внуки и правнуки всегда получаются одарёнными.
Их сила особенная, другая. Магия разных людей всегда ощущается немного по-своему, как голос или почерк: даже если не можешь объяснить, в чём именно разница, ты всё равно узнаёшь знакомое. Королевская сила звучала так, как звучит бьющая голосом бокалы оперная дива над случайной толпой. Её ни с чем нельзя было спутать, а оттиски королевских печатей невозможно стереть, как будто они отталкивали направленную на них стихию. Эта сила была мечом, разрубающим любые конструкции.