Вдох выдох. Вдох выдох. Всё в порядке, всё в порядке, всё хорошо. Вдох выдох.
И сила, наконец, успокоилась, а Ольша устало прикрыла глаза.
Она давненько не теряла контроля. Это подростку обычное дело проснуться от бушующей силы, непроизвольно вспыхнуть или жечь всё, чего он касается, к счастью, длится это недолго, от силы несколько месяцев, за которые учителя успевают привить юному стихийнику азы обращения с даром.
Но Ольша давно не подросток. Стихия покорилась её воле почти десять лет назад, и за это время у Ольши не было ни одного срыва. Сила слушалась и в самых страшных из боёв, и в госпитале, где мучительно умирал Лек, и у промёрзшего до грунтовых вод городского парка, в котором копали братскую могилу, и в скотном фургоне, и на выработке, и
Только однажды сила подвела, не ответив на зов. А теперь подводила снова, возвращая тот липкий ужас и ощущение рушащегося мира.
Ольша села, с силой растёрла лицо. За шторами ярко светило солнце, а одеял на ней лежало сразу три: гостиничное, её дорожное и брентово. Самого Брента в комнате не было, а его кровать была заправлена чётко, по линеечке.
Сердце всё никак не утихало. В горле стоял мерзкий горький привкус близкой тошноты.
Почему, ну почему нельзя просто оставить её в покое?
Если бы кто-то спросил, отчего именно сейчас Ольше особенно сильно захотелось лечь на пол и просочиться в доски водой, уйти в грунт и раствориться в нём навсегда,
она не смогла бы ответить. Это не было отголоском кошмара: острый страх схлынул, оставив после себя только мучительную пульсацию где-то в груди. Это не было виной или тревогой за то, что однажды она может и не удержать стихию, и это закончится очень, очень плохо, воющим пламенем, разрушениями и смертями. Это не было даже отвращением к собственной слабости.
Скорее, было просто чересчур. Слишком много всего, слишком много, слишком сложно. А она устала.
Она просто устала. Она устала и хочет домой.
Туда, где пахнет хлебом, где грушевый сад, где родные люди, где
Ольша потёрла лицо ладонями, убеждаясь, что пламя улеглось внутри. Вдох выдох. Щелчок. Послушный огонёк на кончиках пальцев. Вдох выдох тонкая струйка дыма.
Всё в порядке. Всё в порядке, как и всегда. Просто встань и займись делом. Просто доживи до вечера, это совсем немного, с этим ты справишься. Просто позволь времени течь мимо, как это было вчера, и позавчера, и за день до этого, и все эти нестерпимо долгие недели.
Всё в порядке.
Ольша спустила ноги на пол и упёрлась взглядом в сложенные на тумбочке листы. Розовое и салатовое пятна, фиолетово-коричневый перелив, россыпь кругов чистых цветов, штрихи и пометки. Вчера после ужина Брент попробовал поучаствовать в разборе конструкции, но быстро сдался. Задача была непростой: сама схема оказалась сложная, головоломная, и создатели хотя и понимали, что никто не сможет выполнить её в одиночку, не потрудились заранее разделить своё чудовище на несколько частей. Делать это теперь приходилось Ольше. Обычно в том, чтобы распределить конструкцию между двумя стихийниками, нет такой уж большой сложности, но здесь каждая попытка приводила к вываливанию узлов или разрывам связей.
В какой-то момент, рассердившись, Ольша даже посчитала, что это в принципе невозможно. Но Брент утверждал, что этим заклинанием пользовались. В этом был вызов, в самой схеме чарующая красота, и вчера Ольша неожиданно увлеклась кружением цветистых искр и тем, как легко они превращаются в магию.
Ей даже показалось, что она что-то нащупала, но довести идею до ума вчера не удалось. Может быть, получится сегодня.
Брент сказал не торопиться: мол, его загадочные дела займут ещё пару дней. Чем именно он занимался, она не знала, а интересоваться было неудобно. И вместо этого Ольша, чуть помявшись, спросила:
Я могу тогда отлучиться? Кое-что купить, и в аптеку, и
На самом деле она уже выходила: пуганым зайцем выскочила из гостиницы, чтобы купить в газетном ларьке цветных карандашей, но не устояла перед акварелью. А сейчас Брент лениво кивнул, как будто можно было и не спрашивать.
Листы серели в полумраке комнаты, а цветные пятна были просто цветными пятнами. Сила слушалась, но мысли о магии после кошмара вызывали одну только головную боль. Хотелось лечь и забыться; или, наоборот, бежать далеко-далеко, бежать отсюда без оглядки, раствориться в ветре, быть нигде и никем; или выйти за дверь, а за ней вдруг грушевый сад
Какие глупости.
Это займёт совсем немного времени, пробормотала Ольша.
И, пообещав себе управиться побыстрее, торопливо помылась и отправилась на улицу.
Глава 15
Деревья облетели наполовину: где-то растопырили в небо голые ветви, а где-то ещё жизнерадостно блестели листвой. Пахло конским навозом, дымом и свежей краской, на площади перед гостиницей гомонили голуби, на тумбе с объявлениями новые листки поверх выцветших военных плакатов.
Какое-то время Ольша просто стояла у крыльца, размеренно дыша и разглядывая вывески. Покачала головой, когда лихач призывно махнул в сторону своей коляски. Сжала в кармане деньги, пытаясь заставить себя думать.
Думать было тяжело, голова была пустая и гулкая, а тело тяжёлое, ленивое. Хотелось сесть на крылечко и закрыть глаза, подставив лицо солнцу.