Почему ты такая глупая, я же сказал уходить
Потому что я не могу оставить тебя здесь одного.
«Может, я не могу его оставить из-за того, что он напоминает меня? Такой же нуждающийся в чьём-то тепле, задумалась. Отыскали друг друга два пугливых зверька».
Я чуть успокоилась, уняв внутреннее беспокойство.
Мальчик сдался, позволив себе вновь разрыдаться. Я бережно накрыла рукой его плечо, сжав в неравнодушном жесте. После долгих детских слёз наступило молчание, и мне сначала показалось, что ребёнок позабыл о моём существовании, но он, шмыгнув носом, неспешно заговорил:
Ты не сможешь мне помочь. Уже никто не сможет. И посмотрел на меня покрасневшими глазами.
Я всё равно никуда не уйду, ответила я не без улыбки.
Ты назойливая, беззлобно буркнул он.
Его колкость ни разу меня не задевала.
«Что же нам делать? Был бы рядом Кёджуро, он бы обязательно что-нибудь придумал. Успокоил мальчика, обнял его. Слабая улыбка просияла на моём лице, когда в голове мелькнул знакомый мужской образ. О чём я? Вечно куда-то не туда уносит. Зажмурилась. Но Моего спутника всё равно не хватает. Поскорее бы его увидеть С этими мыслями я не заметила, как окончательно растворилась в туманной пелене».
Милая, чай готов. У косяка двери стояла старушка Микото, по обыкновению, добродушно улыбнувшись.
Порыв тёплого ветра пронёсся через открытое окно и задорно растрепал мои волосы.
Да, сейчас! Я обернулась на звук. Ещё минуту!
Прилив энергии румянил мои щёки, разгоняя кровь и разжигая пламя в сердце. С рассветом я не почувствовала ничего, кроме будоражащего рвения и яркого воодушевления. Охваченная неконтролируемой радостью, я на ощупь разложила на столе засохшие краски, покрыла ими палитру, взяла в руки старые кисти и начала уничтожать скуку обоев. В мыслях горячо и торопливо я заглядывала в памятные обрывки из сновидений, пытаясь перенести их черты на стену. Этот яростный порыв толкал творить в новом для меня виде: незряче и наугад, интригующе и страстно, без страха совершить ошибку. Сначала робко, а потом более дерзко вырисовывались под кистью очертания пейзажей, которые я открыла вместе с Кёджуро. Влияние мужчины возымело внушительный эффект добрые и красочные мысли всё чаще начали посещать меня и толкать к незначительным, но важным переменам.
В голове также дымились мысли о загадочном ребёнке, которого я повстречала в лесу: кто он? Будет ли он появляться в моих грёзах, как и Кёджуро? И почему он так горестно заливался слезами?
Всю заляпанную красками меня обнаружила Микото. И, судя по голосу, бодрость моя заразила и сердце старушки. Весь день она была радостной и весёлой.
Я суетливо отложила кисти и отряхнула руки о старую отцовскую рубашку, отправившись на кухню.
Пахнет печеньем, озвучила я свои мысли, а потом повернула голову и уставилась на мыльное пятно в центре стола. Протянула руки вперёд, приблизилась и жадно ухватилась за сладость, которая моментально полетела в рот.
Шоколадное, твоё любимое, сказала старушка ласковым голосом. Ты меня сегодня удивила! теперь воскликнула она, вмиг переменившись в своей интонации, в которой заиграло любопытство.
Это взбудоражило на моём лице вызывающую улыбку. Я и не планировала утаивать рассказала всё так, как было на самом деле: о снах, красивых пейзажах, прекрасных инкогнито и неожиданных всплесках вдохновения. Старушка внимательно слушала, не перебивая, изредка задавая уточняющие вопросы спокойным
голосом, в котором робко скользили недоверие и непонимание. Она, если и поверила мне, то явно не оценила странные порывы, берущие свои корни из загадочных сновидений. Однако, лишнего не сказала, только сердечно обрадовалась вслух, ведь я была в порядке, а это самое главное.
Часть 4 «Недобрые обитатели»
Нестерпимо дико пульсировала голова. Я вытянулась на земле подобно струнам, и мне сначала показалось, что всё тело окатило тысячей стеклянных осколков. Боль паразитом проникла под кожу и мерзко заскреблась длинными, когтистыми лапами. На глазах проступили слёзы, и я крепко стиснула зубы. Хотелось визжать, кричать и ругаться, но силы оставили меня. Скованная своими страданиями и вмиг побледневшая, я неподвижно лежала, прислушиваясь к своим чувствам. Лёгкие горели, дыхание сбивалось, разгорячённые вздохи срывались с неимоверным трудом. В те минуты казалось, что весь мир яростно ненавидел меня, а я столь же яростно ненавидела его в ответ.
Когда боль отступила, а разум прояснился, первое, что я ощутила пронизывающий до костей холод голой земли. Второе стук собственных зубов, отдающийся в голове глухим эхом. Тело всё ещё било мелкой дрожью, на лбу блестела испарина, вся одежда вымокла в поту и холодом прилипла к влажной коже, как и растрепавшиеся вихрем волосы. Я ещё какое-то время лежала, скрючившись, как ржавый гвоздь в досках, и приобняв себя за плечи. А потом, сипло дыша, долго, мучительно долго, заваливалась со спины на бок. Я была похожа на жалкую, дряхлую старуху, у которой жизненных сил было с горстку риса в детской ладони. Облизнув шершавые, посиневшие губы, приложила немало усилий, чтобы приподняться на локтях, а после принять стоячее положение. Меня шатало во все стороны, как безобразную пьяницу. Земля была повсюду: в моих волосах, на лице, одежде, даже под ногтями. Не удивительно, ведь я змеёй тянулась по ней.