во всем Ллотине, куда эльфов пускают без брани что поесть, что на ночлег, будь у него дочка, тоже не отдал бы.
Сколько тебе? спросил Вейне и чуть поганый язык свой не прикусил. А все вино. Или глаза эти. Голова кругом. И душу сердцем, которого эльфы по определению лишены, наружу выворачивает. И просто так тоже, кажется, сейчас вывернет. Позорище
Сребник есть? сказала девчонка. Или полушка?
Так он не смеялся давно. А молодец какая! Ну, молодец же! Так ему и надо, охальнику! И за эту внезапную радость и девшуюся куда-то без следа глухую тоску не жалко было ни сребника, ни полушки. И дракон бы сейчас отдал.
Вейне повис грудью на редкий забор, над штакетинами которого виднелись только треугольное лицо в глухо повязанном платке и тонкая шея. И плечи немножко. Эйт не думал, что она не поняла, к чему он спросил. Все поняла, ум, как острые уши, не спрячешь, где-нибудь да вылезет. Но едва Вейне ближе встал, она отступила, платок поправила и руку для подачки выпростала: ладошка узкая, пальцы длинные, почти прозрачные, запястье с выступающей, синеватой от промозглой сырости косточкой. Эйту вдруг привиделся на этой руке широкий витой браслет, серебряный, с жемчугом, лунным камнем и кианитом. Наваждение
Не ходила бы ты здесь одна, проговорил он, едва не силой заставляя себя отвести взгляд от запястья.
А то что? Улыбка на лице не детская совсем, Вейне бы сказал старушечья, но это нонсенс. Откуда у юной девчонки такая?
Люди-нелюди всякие бывают, пояснил он.
Вроде тебя?
Вроде меня, подтвердил Эйт. Я плохая компания для юных дев.
Так я не дева, отозвалась попрошайка и требовательно рукой тряхнула.
Монета легла на подставленную ладонь, запястье спряталось в широком рукаве. Остались глаза и тощая шея.
Брысь, сказал Вейне. В девчонке не было ничего котьего, скорее что-то птичье: нелепый, едва оперившийся птенец, такого и в руки страшно взять, одно неловкое движение и
Хлесткий удар по пальцам, веером брызнула из-под девчачьей ноги грязная вода из лужи. И мгновения не прошло, как попрошайка оказалась на другой стороне улицы у своей раздолбанной тележки.
Урод
Сказала или послышалось? Даже если и сказала Чего он, спрашивается, свои хваталки к ней потянул? А все глаза эти Или вино?
На крыльце обернулся. Девчонка стояла и смотрела. Платок сбился на бок, открывая седые примятые пряди Нет, не седые, тускло серебряные, почти как глаза. А свозь них слишком острое для человека ухо.
Со двора Вейне вернулся с мокрой спиной, задом в грязи, практически трезвый и отчего-то довольный. С аппетитом слопал свою порцию, забрал кейтару из угла, муркнул, что спать идёт и свалил, невнятно бряцая по грифу. Хафтиз проводил его глазами и выдохнул. Кажется, караулить не придется. Это хорошо. Фредек по старой дружбе шепнул, что через неделю пойдет обоз до самого Ведере, и он уже кому надо намекнул, что Эйт здесь. Дело за малым явиться для сговора.
Это была еще одна причина, по которой Хаф за Вейне таскался. Известность. Все, кто водил обозы с севера на побережье, знали Эйта. И его дурной норов тоже. Эйт за работу брался почти так же, как девок выбирал. Не понравится ему кто ни за какие драконы не возьмется. Врал небось, что квартерон, гонору на полукровку. А то и на целого. Только вряд ли у чистокровных эльфов бывали морщины в уголках глаз, шрамы и седые волоски в золотистой гриве. Они, говорят, вообще никогда не старели. Так и живут, наверное, за своей стеной, и дела им до остального мира нет. И если до Сошествия хоть полукровок еще встретить можно было, то после и они пропали.
__________________
[1] Тинтаé человек; полное название элефи тинтае, Дети Дня (элефи дитя, тинтае время от рассвета до заката солнца, день).
Глава 4
Зеркало отражало унылую действительность и никакие уговоры не помогали. Так привык притворяться, что тело, словно откликаясь желаниям, быстрее уставало, дольше заживляло раны, оставляя шрамы-следы, рисовало тени под глазами, если пару ночей не спать. А еще исчертило паутинками морщин лоб и кожу в уголках глаз, присыпало пеплом сияющие, как летнее солнце, волосы. Это сейчас они едва прикрывали лопатки, а некогда стекали тугой косой. На две ладони выше колена. Длиннее только у семьи Владыки.
Светоч, Сияющий-во-Мраке, Владыка земель Элефи Халле, светлый Маэльхаэл тенТьерт Я помню, что обещал.
Старшие ушли, и магия ушла вместе с ними. Остались жалкие поскребыши, клочки и паутинки. Из-за этих паутинок он и торчал ранним утром на холме.
Там был особенный ветер. Живой. Не отравленный тьмой Янэ, не иссушенный светом Ана. До мест, куда разделившись в небе надвое, упал звездный скиталец, отсюда, от Ллотина, было несколько месяцев пути. Что в один край мира, что в другой. Эйт был у обоих. И это действительно был край.
Вейне смотрел на себя в зеркало, упершись руками в таз для умывания. Полотенце сползло с плеча и макнулось в воду. Изловил, пока все не вымокло, умылся. Вывернулся из перевязи в пряжки и на ножны грязи налипло. Сел чистить, и мокрое полотенце пришлось кстати. Спохватился, что и сам в грязи, и полез в сумку. Захотелось поругаться задницей. Очень. Ругательства, наверное, единственное из старого наречия, что ни капли не изменилось. «Аста ин хашши[1]», сказал он про себя, а потом и в голос несколько раз. В сумке из чистого было только «на выход», то что Хафтиз называл эльфячьими шмотками, но лучше быть чистым эльфом, чем чумазым не пойми