Ари Танатос, голос диро Амано оторвал его от бесконечных расчётов, базы гвадского флагмана взломаны. Списки предположительно выживших офицеров составлены.
Всё же, Амано хороший техник.
Особенное внимание я уделил пилотам, которых могли бы поставить на ключевые позиции. Перекидываю вам на вирт.
Отличный техник.
Мир ари Танатоса в определённых смыслах очень узок и ограничен. Пределы его реальности очерчивает маска. Она фиксирует все разговоры, передаёт в контролирующий центр каждый вирт-запрос, отслеживает все перемещения, регулирует его жизнь. И сейчас, когда заговор богов зашёл так далеко, когда будущее, война и жизнь висят на очень тонком волоске, он не должен позволить себе ни одного лишнего движения, слова, вздоха
Хорошо, что есть Амано.
Он отличный техник. А ещё умный и полезный союзник. Он понимает всё с полумысли и полувзгляда, как положено хорошему технику.
И сообщнику, вечно рискующему жизнью ради общей цели.
Впрочем, это взаимопонимание началось намного раньше. Во времена, когда они были подростками если уместно считать подростком за два года выращенного в спецсреде мутанта категории бог новой эры. Высказанные вслух, такого рода определения могли обернуться как минимум разбирательством с комиссией генетической чистоты: с точки зрения закона, Танатос никогда не был ребёнком, подростком. Не был живым существом, если уж на то пошло. С правовой точки зрения Танатос оружие.
Всегда им был.
Тем не менее, ему втайне нравилось думать, что они с Амано старые друзья. Что они встретились, когда были подростками. Как ни крути, показатели физического возраста Танатоса тогда варьировались в пределах соответствия двенадцати-четырнадцати годам у человека стандартной модели. Диро Амано, который пришёл на экскурсию в лабораторию, было пятнадцать. И момент, когда он прижал руку с одной стороны стекла, а Танатос с другой, стал началом чего-то большого. По правде, большего, чем отношения техник-оружие.
Амано знал Танатоса, как никто.
Амано понял и сейчас.
Танатосу чудилась тень жалости в его глазах ярко-синего
цвета, того самого, одобренного министерством Контроля генетических стандартов. Танатос порадовался, что, в отличие от своих сиблингов, не был достаточно сильным эмпатом.
Он бы не вынес жалость. Не сейчас.
Ари Танатос развернул на внутреннем экране списки. Его память была эйдетической. Ему хватало беглого взгляда на информацию, чтобы она сохранилась в его мозгу навсегда.
Он запомнил имена. Он знал, что потом бегло просмотрит множество личных дел, чтобы вычленить одно-единственное.
Лиана Брифф, тридцать пять лет, лейтенант космического флота Федерации Гвада. Ведущая боевой семёрки, входящей в крыло Гнев. Зарегистрирована как пилот корабля С-2156.
Лиана. Ли. Вероятность просто совпадения понижается в геометрической прогрессии.
Я знаю её.
Эта мысль отдавала горечью, металлом и пеплом. Даже несмотря на то, что идея о том, что у мыслей может быть вкус, раньше казалась иррациональной.
Ли.
Он хотел найти её после войны. После победы восстания. После смерти диро Эласто.
Никак иначе. Ему нельзя находить её раньше.
Он не мог и представить, что встретит её здесь. Сейчас. При таких обстоятельствах. Мозг отстранённо высчитывал прогнозы, но вероятность удовлетворительного исхода стремилась к нулю. По крайней мере, если считать положительным исходом одновременно и поддержку интересов восстания, и выживание Лианы Брифф.
Воины Альдо! Услышьте слова Верховного Канцлера, диро Эласто!
Речь. Разумеется, после славной победы всегда должна следовать речь.
Ненавижу.
Танатос читал, что в древности, до изобретения вирт-имплантов и чипов, политические деятели имели возможность выступать только в двухмерном пространстве. Достаточно было отключить, например, звук на гаджете, чтобы избавить себя от очередного вливания информации.
В век виртов всё изменилось. Потому что теперь от голоса. нет, от Голоса никуда не деться. Где бы ты ни был, чем бы ни занимался, хочешь ли слышать или нет, но обращение Канцлера достигнет всех. Оно будет передано прямиком на вирт-чипы каждому, кроме офицеров, находящихся при активном исполнении. Искусственные нервные волокна воздействуют на мозговые центры, отвечающие за все органы чувств. Таким образом, Канцлер остаётся всегда рядом с каждым альданцем, буквально в голове. Он Голос, от которого не скрыться.
У Танатоса Голос с самого начала вызывал ощущение сродни боли, какую-то непонятную тошноту, для которой не было физиологических причин. В самом начале он не понимал, почему так происходит. Единственное, что он осознавал достаточно ясно техникам и кураторам не стоит знать об этой деффектной реакции. Во избежание дополнительных тестов и отладки.
Как и все боги новой эры, Танатос ненавидел тесты и отладку Хотя, конечно, эмоционально окрашенное слово ненависть он научился применять к себе намного позже. И только глубоко в разуме, там, куда не дотягивались лапы Голоса.
Когда тобой руководит такой вот Голос, единственное место, где ты можешь быть относительно свободен собственная голова. Или, по крайней мере, та её часть, куда не дотягиваются контролирующие программы и маски. А ещё на тех уровнях вирт-пространства, которые просто недоступны людям относительно стандартных моделей. Когда-то Танатос прочёл слова: Мысль единственная и лучшая свобода раба; жаль. Жаль, что это больно, потому малое количество рабов разрешает себе мыслить.