Посреди большой серой комнаты стоят старый садовый стол и пара стульев. Наверное, я все-таки в нашем сарае сквозь щели в досках видно, что на улице до сих пор гроза. На вышитой шелковой скатерти два серебряных подсвечника
и два хрустальных бокала, две золоченые тарелки на серебряных блюдах накрыты серебряными колпаками. Из темноты выходят кошки, сотни кошек полосатые, трехцветные, рыжие, палевые, черные. Крадутся ко мне, толкаются, чтобы подобраться поближе.
Вспрыгиваю на стул и хватаю подсвечник. Что еще, интересно знать, выкинет мое больное воображение? В комнате появляется маленькое создание в платье, лицо закрыто вуалью. У дорогих кукол обычно похожие наряды. В доме у Лилы таких была куча, ее мать запрещала их трогать, но мы все равно крали кукол у нее из-под носа. Однажды утащили одну к деду во двор. Играли, будто принцессу похитил мой рейнджер с помощью межзвездной карты из сломанного тамагочи. Крошечное платье мы тогда запачкали травой и порвали немного. Приглядываюсь и понимаю: у этого платья тоже дырка на подоле.
Вуаль сброшена. Передо мной на задних лапах стоит кошка. Она наклонила треугольную головку, вывернула шею под неестественным углом. Кошка в платье.
Не выдерживаю и громко смеюсь.
Помоги мне, голос грустный и тихий, похож на голос Лилы, только звучит странно. Но, может, так кошки и разговаривают?
Ладно.
Что тут еще скажешь.
На меня наложили проклятие. Только ты можешь его снять, говорит белая кошка-Лила.
Остальные звери молча наблюдают. Хвосты дергаются, усы подрагивают.
Кто тебя проклял? я пытаюсь сдержать смех.
Ты.
Моя улыбка превращается в гримасу. Лила мертва, а коты не ходят на двух ногах, не складывают молитвенно лапки на груди, не разговаривают.
Только ты можешь его снять.
Смотрю на ее пасть, на клыки. У нее же губ нет, как она произносит слова?
Подсказки повсюду. Времени мало.
Это всего лишь сон, напоминаю я себе, странный сон. Мне и раньше снились кошки.
Ты откусила мне язык?
Он вроде на месте.
Она смотрит не моргая. Открываю было рот, но тут в спину впиваются когти, и я вскрикиваю от боли.
И просыпаюсь. Я в кровати в своей старой комнате. В окошко барабанит дождь. Пижама насквозь промокла, как и одеяло. Руки трясутся, я обнимаю себя за плечи, чтобы унять дрожь.
Глава пятая
Когда одевался утром, обнаружил прилипший к ноге листок и сразу вспомнил, как проснулся ночью, весь промокший. Получается, снова ходил во сне. Но какой же странный сон! Вряд ли за этим стоят Захаровы ведь ничего плохого со мной не случилось. Может, все от чувства вины? Вина зреет внутри медленно, как опухоль. Наверное, я схожу с ума и поэтому вижу по ночам Лилу. Как у Эдгара По в «Сердце-обличителе». Мы его вслух читали на уроке у мисс Нойз. Там убийца слышит, как бьется под половицами сердце жертвы, все громче и громче, и в конце не выдерживает: «Я сознаюсь!.. вот здесь, здесь!.. это стучит его мерзкое сердце!»
Наливаю себе кофе и добавляю молоко. Вместе с белыми молочными клубами со дна кружки поднимается сор. Надо было вымыть сначала.
Хочу с тобой посоветоваться. Я странный сон видел.
На тебя напали девицы-ниндзя? Грудастые такие?
Да нет.
Сделав глоток, морщусь. Ну и крепкий же кофе дед заварил. Тот ухмыляется и запихивает в рот кусок бекона.
Слава богу. Я уже волноваться начал, что нам приснилось одно и то же.
Закатываю глаза:
Можешь концовку не рассказывать. Если вдруг увижу их сегодня ночью пусть будет сюрприз.
Дед хихикает, но смех быстро переходит в сопение.
Выглядываю в окно кошек не видно. Старик поливает яичницу кетчупом. Красная гуща растекается по тарелке.
Сколько крови Я не помню, как ударил ее, но помню окровавленный нож в руке. Лужа крови блестит на полу.
Так что за сон-то?
Дедушка, причмокнув, садится.
А, ну да.
Возвращаюсь в реальность, моргаю. Мама говорила: со временем приступы страшных воспоминаний об убийстве прекратятся. Но пока они не исчезли совсем, лишь стали реже. Может, во мне еще осталась маленькая частичка порядочности, которая и не дает забыть?
Рассказывай уже. Или тебе приглашение требуется с вензелем?
Я был на улице под дождем. Дошел до сарая, а потом проснулся у себя в кровати, весь мокрый и в грязи. Наверняка опять ходил во сне.
Наверняка?
Лилу видел.
Слова приходится буквально выдавливать. Мы не обсуждаем прошлое. Вся семья тогда встала на мою защиту. Мать плакала, уткнувшись в меховой воротник, обнимала
меня за плечи и говорила: «Может, ты и убийца, но малолетняя стерва наверняка это заслужила. Пусть думают что угодно, я все равно люблю моего сыночка». Под ногтями тогда намертво засела какая-то черная дрянь. Сначала пытался ее ковырять так, потом кухонным ножом. Пока кровь не пошла. Моя кровь смыла то черное.
Видимо, совесть наконец проснулась. Самое время.
Дед вздергивает бровь.
Давай поговорим. Может, полегчает. О ней и об убийстве. Сними камень с души. Пацан, ты же знаешь: не мне тебя судить, сам не ангел.
Маму арестовали почти сразу после смерти Лилы. Не совсем из-за меня. Нам нужны были деньги, причем срочно, а она была не в форме.