Там там незнакомец, оказавшийся молодым парнем, остановился рядом с Моникой, согнулся пополам и несколько раз шумно выдохнул. Длинные кудрявые волосы упали ему на лицо.
Что там? спросила она, ощущая, как по телу разливается тревога.
Парень распрямился он был на голову выше Моники, худой.
Кое-что не для женских глаз, наконец ответил он. Прости, я не подумал, что могу напугать тебя. Надеялся столкнуться с каким-нибудь полицейским.
Полицейским? удивилась Моника. Анда-Марию никто не патрулирует по ночам.
О! парень ударил себя по лбу. Я совсем забыл. Как глупо Я Адам Лоут, представился он немного погодя. Перебрался сюда из Ильтона около года назад.
Вот как!
Когда-то Ильтон был для Моники чем-то вроде детской страшилки беднейшая страна Союза, зависимая от своих соседей, в первую очередь от Ренгота. Говорили, что там до сих пор распространены ужасные обычаи вроде забивания камнями девушек, потерявших невинность вне брака. Знакомство с Андре на работе показало, что не все ильтонцы дикари. Этот Адам тоже выглядел вполне нормально.
«Ага-ага, просто нормально».
И что ты там увидел? Что тебя напугало? спросила Моника, которую отвлекали высвеченные луной точеные скулы Адама. Ещё у него был идеальный прямой нос.
«Мечта, а не нос», вздохнула про себя Моника, в который раз жалея о том, что силу Времени нельзя было применить для изменения внешности. Тогда Моника бы избавилась от массивного недоразумения с горбинкой, торчащего посреди её лица, и заменила бы его приличным, аккуратным носиком.
Тем временем Адам уже что-то говорил.
и я поищу кого-нибудь. Тебе, правда, не стоит это видеть. И ходить по ночам в одиночку, кстати, тоже.
«Смешной».
Моника улыбнулась и прикрыла глаза, призывая силу Времени для небольшого трюка. Раз он из Ильтона, то, возможно, никогда не видел манипуляций, применяемых женщинами из её Ордена. В Ильтон в основном ездят врачевательницы и жрицы, да наставницы-наборщицы из Эдленхалле заглядывают иногда.
Всё в порядке. Я из Ордена Времени, в правой ладони Моники заплясали языки пламени. Меня сложно испугать. Я, кстати, Моника Фрейзель.
Ох! его глаза, цвет которых трудно было разобрать при свете луны, лучились удивлением. Я я слышал, конечно, но никогда не видел. Это потрясающе! И приятно познакомиться, пусть и при таких обстоятельствах.
Его восхищение было таким приятным. Моника улыбнулась, но потом, опомнившись, спросила:
Так, пойдём туда? Что там?
Адам кивнул и быстро зашагал туда, откуда совсем недавно убегал. Моника, погасив вызванное пламя, едва поспевала за ним. Она с опозданием поняла, что так и не сказала «спасибо» за его искреннее «потрясающе!», а сейчас это было уже неуместно.
Через минут пять интенсивного забега они оказались у реки, носившей одно имя с городом. Адам легко спрыгнул с резкого склона на песок. Моника последовала за своим новым знакомым, не воспользовавшись галантно предложенной им рукой.
«И зря. Эдда бы наверняка повела себя иначе». Эдда всегда умела общаться с мужчинами, и
Ооо! испуганный крик сорвался с губ Моники, когда она увидела у воды тело. Игривые мысли исчезли, ночная мгла вокруг будто стала плотнее.
Пересилив себя, Моника подошла поближе и опустилась на колени. Перед ней лежала мёртвая старуха сморщенное, точно залежавшееся яблоко, лицо скривилось в муке, в раскрытом в предсмертном крике рту не хватало зубов. Моника немного отодвинулась и, снова призвав пламя, осмотрела старуху. На её теле не было видно порезов или синяков, только пальцы рук и ног застыли в судороге.
Тут и правда нужно позвать полицию.
Адам подошёл к Монике, наклонился:
Да, я понимаю теперь. Это было глупо приводить тебя сюда. Просто я раньше никогда не видел мёртвых, понимаешь?
Моника кивнула. И она не видела. Но смерть была не худшим из того, что могло случиться с человеком этому её научили истории из жизни основательниц Ордена. Моника ещё раз посмотрела на лицо старухи, попробовала отвлечься от глубоких морщин-борозд: тонкий нос, мясистые губы, кажется, и лоб когда-то был высоким, чистым И тут смутное тревожное чувство охватило Монику
дышать стало труднее.
«Почему почему мне кажется, что я её знаю?»
Моника зажмурилась, чтобы прогнать наваждение, а призвала воспоминание.
« Ты такая красивая, Лана! Как думаешь, мой нос может стать таким же хорошеньким, как твой?
Монике двенадцать. Она стоит перед старшей воспитанницей, которую выбрала себе для обожания и подражания (миадой) Ланой и завороженно смотрит, как та с помощью манипуляций строит из воды в фонтане большой замок Эдленхалле.
Лана улыбается снисходительно и покровительственно:
У тебя тоже чудесный носик, прелесть моя, она изгибает пальцы, чтобы вылепить из податливой воды ещё одну остроконечную башенку, а потом резко меняет их направление
Струя воды бьёт Монике в лицо, и обе девушки смеются».
Смех Ланы звучал в голове Моники с ужасающей явственностью. Лана Лана.
«Ты очень-очень красивая, но есть кое-что, чего ты всегда стыдилась. Твоя тайна».
Моника случайно узнала о ней ворвалась в комнату своей миады, когда та переодевалась. Подбежала к Лане со спины, чтобы отдать розу, поддерживаемую с помощью манипуляции Моники и застыла, заметив, как пристально Лана разглядывает что-то на своей правой руке.