Это я, внезапно сказал Тринадцатый, и все кроме Двадцатой обернулись в изумлении на его голос. Малья Актия подошла ближе на тот момент ему было восемь, но он уже был достаточно высоким, чтобы смотреть ему в глаза, не сгибаясь пополам. Тринадцатый равнодушно выдержал её взгляд, а вот его приятель Седьмой, маленький, худенький, чуть не поскуливал от ужаса.
Вечером Двадцатая нашла Тринадцатого во дворе отметины на их лицах были забавно симметричны.
Вот, сказала она, протягивая ему сбереженный с ужина ломоть хлеба. Седьмой перестал скулить и заворожённо уставился на её ладонь.
Сама ешь, буркнул Тринадцатый, потирая щёку. А потом сплюнул на ладонь зуб. Давно шатался, оно и к лучшему. Надоело.
Четвёртая и Двадцать вторая подошли тоже. Посмотрели на зуб. Четвертая осторожно потрогала его пальцем. Седьмой накрыл зуб ладонью, а когда поднял, вместо зуба оказалось маленькое жёлтой колечко с белым камнем. Девочки охнули, даже Двадцать вторая приподнялась на цыпочки.
Двадцатая чуть подумала и разделила кусок хлеба на пять почти равных частей. Снова вытянула ладонь.
Так они и подружились.
* * *
Так же естественно, как они приняли жизнь в Джаксвилле тяжелее всех она далась Двадцать второй и Седьмому, которых забрали из нормальных семей от живых родителей они приняли и друг друга. По сути дела, они же и стали друг другу новой семьёй, со всеми своими недостатками, малочисленными достоинствами и многочисленными особенностями. Все знали, что Седьмой боязлив и первый никуда не полезет, что Тринадцатый только выглядит хмурым, а на самом деле за своих кому угодно горло перегрызёт, а потом молча стерпит всё, что причитается. Что Двадцатая говорит всё, как есть, не пытаясь смягчить, что с Четвёртой лучше не спорить, а если она входит в раж, нужно просто заткнуть уши и отойти. И не дай бог обидеть Двадцать вторую Четвёртая мстила за подругу изобретательно и упорно, исподтишка. А сама Двадцать вторая, тихая, молчаливая и угрюмая, иногда кричит во сне ну, кричит и кричит, что уж, и покричать нельзя, что ли?
Всё это было не так уж важно, на самом деле. Важно, что они друг у друга были.
Идея про метки пришла в голову Двадцатой, когда им было по семь-восемь лет.
Сегодня я познакомилась с этим, Тридцать первым, сказала она вместо приветствия. Который новенький. Хороший.
Ему же уже девять? сказал Тринадцатый. Он набрал дождевой воды в какую-то стеклянную склянку, которую неожиданно откопал на детской площадке и теперь забавлялся маленькими фонтанчиками и водоворотами, а иногда расплавлял в ней ветки и мелкие камушки.
"Старшие" и "мелочь" редко общались между собой.
Да, но он хороший! услышать такое от Двадцатой было редкостью, воинственное состояние являлось для нее обычным делом. В общем, он сказал, после двенадцати лет нас отправят в другое место. В разные места. Приюты Трессен и Догвайт.
Тоже мне, новости! пискнул Седьмой. Я и так это знал. Типа мы уже взрослые, мальчики и девочки должны быть раздельно и всё такое. Говорят, там, в Трессене, очень строго, если что зубы выбивают, а новые уже не растут!
Не хочу вас терять, сказала Двадцатая. Седьмой хмыкнул, покосился на Тринадцатого, но промолчал.
Давайте сделаем какую-то отметку, чтобы узнать потом друг друга?
Какую? спросила Четвертая и вытянула шею.
Ну, не знаю
Например, можно вырезать имена друг друга где-нибудь на руках или ногах! воодушевилась Четвёртая.
Чё, совсем дура? беззлобно откликнулась Двадцатая. Это же заметят, и нам попадёт. А ещё это очень больно. Мы не сможем так себя порезать.
А я скажу тебе не чувствовать боль, ответила Четвёртая.
Ну да, а сама? Седьмой даже побледнел от ужаса, веснушки проступили на щеках ещё ярче.
Можно подумать!
Не надо имена, вмешался Тринадцатый. Ему было уже восемь, и он всегда отличался недетской рассудительностью. Можно просто какой-нибудь маленький знак. Крестик или что-то такое. Это не так больно и не так заметно. У меня вон шрам на пузе, когда меня тётка кинула в детстве на топор, так и не зажил.
Седьмому очень не нравилась эта идея, но он покорно уставился в глаза серо-голубые глаза Четвёртой начать решили с него, как это частенько и бывало.
Возьми стекло и вырежи на руке букву "д",
деловито сказала Четвёртая, долго раздумывать она не любила. Седьмой медленно протянул руку к острому осколку, покрутил в руках и вдавил во внутреннюю сторону предплечья. Слёзы покатились по веснушчатым щекам, а по руке потекла кровь.
Ты же не сказала, чтобы боль не чувствовал! ткнула Двадцатая её в бок. Четвёртая пожала плечами.
Вскоре все они обзавелись маленькими кривыми буковками "д" в честь Джаксвилля, выцарапанными на коже рук в разных местах, а Четвёртой процарапала Двадцатая на плече. Царапины были, впрочем, всего лишь контуром: дальше Тринадцатый стал капать эту свою особенную едкую и жгучую воду, аккуратно, стараясь попадать в контур шрамы от его воды не лечились, Второй так и остался с изувеченной рукой, а маль Таптор Тринадцатого больше не трогал.
Еще через год они придумали название для своей неразлучной пятёрки: Юнита скверны.