Он снова обвел заведение долгим пристальным взглядом, крепко задумался о своей беде, а после продолжил. И уже рассказал о том, как первое время пытался все уладить собственными силами. Как гонял воришек, уволил кухарку и прогнал из харчевни, да так, что вся деревня видела и смеялась. Как сам пытался все делать: и на кухне, и в обеденном зале, и за работниками приглядывал. Да дела никак не шли, и становилось только хуже. Тогда-то он и решился просить о желании у Медовой. Еще в детстве слышал от матери про сделки, которые свершались у реки.
Вот я и вышел в зимнюю ночь. В такую, как эта, сказал Уилл, как сейчас помню, небо затянуло и повалил снег. Тогда занесло дорогу, и никто не мог покинуть Медунцы.
Он горько усмехнулся и продолжил, понурив голову.
Был у меня камушек. Нашел его как-то на берегу реки. Камушек, как говорят старики, с секретом.
Он покачал головой, недобро покосился в сторону двери, за которой лежал берег Медовой.
Кинул его прямо на лед, на середину реки и попросил о желании.
И о чем же попросил? поинтересовался Вэнд.
Известное дело, кивнул Боров-Уилл, за отцовское дело попросил. Вот и допросился
Он тяжело выдохнул.
Теперь страдаю от приступов, и с каждым годом становится все хуже. Ни один лекарь не может помочь.
Вэнд, Дан и Рив переглянулись. Сидели они мрачные после рассказа хозяина харчевни. И судя по выражениям их лиц думали об одном и том же.
Вскоре они распрощались с Боровом-Уиллом и вышли на улицу.
Послушай, Элинэя, обратился к ведунье хмурый северянин, не знаю, связано это или нет, но Рен этой ночью также бросал камушек.
Элинэя резко остановилась и обернулась к нему.
Также, говоришь?
Она взглянула на Дана и Рива, и те утвердительно кивнули.
Мы играли вчера с одним мальцом в камушки. Так от нечего делать. Он как раз сидел у реки и раскладывал свои камушки, зазывал поиграть.
Элинэя слушала внимательно, не перебивая.
Рен выиграл у него, и малец отдал ему камень. Сказал, чтобы Рен бросил его в реку и попросил о желании у Медовой.
«Так вот, как вершится этот уговор», подумала Элинэя.
Бросила взгляд на реку и на берег, на котором по-прежнему горели факелы. Там, среди белого снега, освещенного янтарным огнем, стояли малец и какая-то старая женщина. Протягивала она мальчишке завернутый в чистую тряпицу кусок капустного пирога и большущие рукавицы мальцу точно не по размеру.
Вот, это рукавицы моего деда, приговаривала женщина, возьми их, Кириан, и носи. Рукам будет теплее.
Спасибо тебе, бабушка Весуха, благодарил ее с широкой улыбкой мальчишка, особенно за мой любимый пирог. Ты всегда его так вкусно готовишь.
Он стянул свои старые дырявые рукавицы и взамен их примерил новые, после откусил кусок капустного пирога и попрощался с доброй женщиной.
Весуха, растроганная, все в слезах, поплелась в сторону деревенских домов, покачиваясь, будто пьяная, а мальчишка направился к разрушенному мосту, который вел на противоположный берег Медовой.
Вэнд уже звал Элинэю возвращаться, когда девушка заметила странную особенность. Весуха, уходя с берега реки, оставляла за собой длинную тень, которую рождал огонь факелов. А вот мальчик, которого она звала Кирианом,
тени не отбрасывал.
Когда Элинэя пришла в себя, малец уже исчез. Вот был на мосту, перескакивал с бревнышка на бревнышко, а тут раз и нет его. Словно испарился.
Элинэя крепко зажмурилась до разноцветных кругов. Затем распахнула глаза и вгляделась в реку. Ни на мосту, ни на противоположном берегу Медовой мальчика не было. Девушка даже глазам не поверила. Хотя чему удивляться, если этот мальчишка, Кириан, не отбрасывал тень. Элинэя знала только одних существ с такой особенностью. Нечисть. Но Кириан не походил на нечистого духа. С виду обычный ребенок. Наверное, сирота, которого прикармливали местные женщины. Элинэя тряхнула головой, прогоняя прочь подобные мысли. Должно быть, ей почудилось. Ночью и не такое привидится. К тому же, пораженная рассказом Борова-Уилла она могла надумать лишнего.
Ты идешь, Элинэя? позвал ее Вэнд.
Ведунья кивнула ему и направилась к дому пасечника.
Оставшиеся часы до рассвета она уже провела у постели мирно спящего Рена. К счастью, болезнь, вызванная чарами Медовой, больше не тревожила его. Но когда запели вторые петухи, еще до того, как небо просветлело, и на землю повалил, будто алмазная крошка, серебристый снег, Элинэя покинула дом старого пасечника. Никому ничего не сказав, она покрыла голову платком и поспешила к берегу Медовой.
Как она и думала, у реки повстречала Кириана.
Доброго тебе утра, девица, поздоровался он и расплылся в приветственной улыбке. Только глаза его, черные, как угли, как-то недобро сверкнули. Предупреждающе.
Почувствовала Элинэя, что малец насторожился. Заметила, как он отступил при ее появлении.
И тебе, ответила она, беззаботно улыбаясь, Кириан, верно?
Элинэя стала медленно спускаться по глубокому рыхлому снегу к самой реке. Харчевня вместе с постоялым двором, которыми владел Боров-Уилл, остались у нее за спиной.
Заметив, что уходить она не собирается, мальчишка вздрогнул, вновь отступил. Сделал шаг к замерзшей воде и ступил на неокрепший лед. В этот час факелы, воткнутые в землю, не горели. Не источали яркий свет и окна заведения Борова-Уилла.