Наконец "шубоносные разборки" были завершены и присутствующие обратились ко мне. Я даже не сразу понял это. Выручил Пётр, с моего попустительства, ответивший на вопросы Бориса и Василия Голицыных. Хованский был оправлен с каким-то хитроватого вида дьяком готовить выборных стрельцов, придержанных пока в сенях Грановитой палаты.
Все встали и двинулись сторону большого зала. Царя при этом незаметно отвели к входу в небольшую мыльню. Заботливые руки подхватили меня, сняли одежду, обтерли влажными полотенцами, затем сухими полотенцами, протёрли приторно пахнувшим маслом и вновь обрядили в то же парадное платье. Слава богу, что кто-то пока меня обтирали и умасливали догадался слегка проветрить и царскую одежду. Поэтому повторное облачение не вызвало у меня ожидаемого отвращения. Да, это был не плохой "сервис", позволявший московским самодержцам поддерживать себя в тонусе во время длительных заседаний думы и приемов иностранных послов.
По моему появлению в Грановитой палате присутствующие там поклонились до земли. Вперед выступил князь Хованский.
Великий Государь Царь и Великий Князь всея Великая, Малая и Белыя Руси, царь Казанский, царь Астраханский начал он свою речь с зачитывания моего полного царского титула. Холопы твои, стрелецких полков служилые людишки, пришли ко двору царскому с изветами об изменах боярский и иных ближних твоих людей. А остались те людишки в Кремле, ожидаючи решения царского да приговора боярского. Челом они бьют на Ивана Кирилова сына Нарышкина, и грозятся быть у дворца твоего, покуда не отведут и не спросят его да иных людей, что в челобитной сказаны, за измены тебе, Великий Государь. Да ещё они бьют челом на бояр Кирилла сына Нарышкина, Григория сына Ромодановского, Михайла сына Лихачева на неправды их и воровство. Он немного помолчал и тоном ниже добавил. Бунтовщики зело ярятся, государь. Лучше выдать им Ивана, да самим целым остаться. Просят они тебя, Государь, простить им смуту нонешнюю и сказать быть им надворной стражей в Кремле и дворце царском. А еще говорят они, что невместно младшему брату поперёд старшего царствовать и челом бьют перед тобой государь и Думой, чтобы венчать на царство и Ивана, и править вам вдвоем. Да сестру твою и Ивана, Софью, позвать быть при вас правительницей покуда ростом ты и брат твой малы.
Что тут началось! И бояре, и все остальные думцы позабыли о присутствии царя и все одновременно начали говорить. Постепенно Борис Голицын и князь Данила Черкаской смогли справиться с общим гвалтом и стали давать боярам и дьякам выступать отдельно. В порядке старшинства. Василий Голицын и Милославские часто вмешивались в их приказы, следя, что бы и их сторонники получили голоса. Все эти крикливые шубоносцы обращались исключительно ко мне. Я принужден был слушать каждого. Или делать вид что слушаю.
Через некоторое время в зал вошли царица и не отстававшая от неё Софья. Обе женщины поначалу наблюдали за думой из-за занавесок по левую руку от трона. Теперь же мать, видя, как я устал от этих "прений", решилась меня поддержать. Естественно, что царевна не захотела отступать и тоже "вышла в народ". Царица стала рядом с троном, а Софья подошла к брату Ивану, сидевшему справа от меня на специальном кресле.
Хватит! я решил прервать спор, встал и топнул. Мой мальчишеский голос звонко раздался в палате. Довольно лаяться, бояре! Будет так: на Ивана Кириллова сына Нарышкина налагаю опалу свою и велю быть ему в Верхотурье под надзор воеводы. Кирилла
Полуэктова сына Нарышкина повелеваю постричь в монахи в Чудовом монастыре. Брат мой старший Иван Алексеевич, должон быть на царство венчан вместе со мной как это было в Царьграде, а Софью Алексеевну поставить над нами соправительницей до тех пор, покуда мы с братом не станем возрастом для царствия годны. А в годе 7198-м на Покров повелеваю быть собору Земскому, коий и решит, кому далее стол батюшкин занимать след.
Все спорившие затихли и повернули головы к трону. Видно то, что малолетний государь проявил самостоятельность, поразило всех думских. По палате прошел легкий шепоток: "Грозный, грозный государь". В этой тишине я продолжил.
Повелеваю князю Борису Алексеевичу Голицыну с князьями Даниилом Григорьевичем Черкаским и Петром Шереметьевым Большим вести далее думу без меня. Да думе приговор свой делать, а покуда пойду я в собор Благовещенский помолиться об окончании благополучном сей смуты.
Я встал и вместе со стольниками вышел на Красное крыльцо. Площадь была заполнена стрельцами, которые распределились по ней отдельными кружками вокруг костров. Ни дать не взять войско стоит лагерем в захваченном городе. По переходам я прошел незамеченным, и через западный вход попал в храм. В полумраке и прохладе храма меня встретил его настоятель протоиерей Никита. Батюшка благословил меня и сопроводил к царскому месту. Я сам не думал молиться не настолько религиозен, чтобы часто тревожить бога своими просьбами. Но Пётр, напротив, посчитал важным "преклонить колени" перед иконами. Пропустив его на первые роли, я постарался сосредоточиться на пережитом.