И словно отзываясь на мои мысли, под рёбрами заныло.
Я закусила губу и прошлась из угла в угол. Врать Няньке было последним делом. Врать той, кто и впрямь со мной нянчилась, когда меня из семьи на холм увели, кто вытягивал из меня на свет природную силу, кто меня растил и холил, во всём помогал!
А кто меня утешал, когда Вучко, голова бедовая, из дому сбежал, на войне пропал, окаянный? Я ведь тогда все глаза себе выплакала, а Тусенна со мной возилась, утешала. Не зря же няней её звала.
Но как же не хотелось её пугать. И ведь почуялось, что приближаются, ещё с утра, а сейчас уже полдень. Силы крепли, и знаний из мейстерских книг уже не хватало, чтобы сообразить, как их притушить и угомонить.
И ведь я не только няньку не предупредила, но и остальных оставила в неведении. С другой стороны, как будто знай Тахтар о прибытии отряда загодя, он смог бы этой встречи избежать!
И вдруг подумалось Если в отряде есть хоть кто-то, чующий чужой дар, худо нам придётся. Останутся без целительницы, без ворожеи и без
В сенях скрипнула дверь, и я поспешила из комнатки, задёрнув занавеской дверной проём скорее по привычке, чем из опасения, что в наш домишко ввалятся с проверкой.
Няня?
В кухоньке, соединявшей дальние комнатки с сенями, уже гремели горшки и отворялись дверцы.
Матушка Тусенна во дворе головы. Меня послала, из дверного проёма кухни высунулась русоволосая Ивка, младшая дочь кузнеца, частенько помогавшая нам по хозяйству. Просила передать, чтобы ты, Велена-госпожа, приготовилась. Эти-то, инперцы, говорит, сюда заглянут.
Другого ожидать и не приходилось. Ещё бы не заглянули, когда ворожеи едва ли не поровну делят с тахтарским головой ответственность за поселян.
Но сердце всё равно тревожно сжалось, будто больше меня самой ведало, что визит имперцев без трудностей не обойдётся.
А ты, Велена-госпожа, ужесь их чуешь?
Я печально улыбнулась. Видимо, Ивка так истолковала моё внешнее безразличие к незваным гостям. Ивка вот просто горела поделиться своими мыслями и наблюдениями, а я, упрямая, ничего не выспрашивала.
Чую. Под рёбрами свербит легонько.
Ивка округлила глаза и сложила губы в беззвучном «О-о-о». Она относилась к ворожбе с особенным почтением.
И, ну вроде как видишь их, что ли?
Ивка вытащила из-под рушника испечённый с утра хлеб и разломила краюху на несколько частей, сложила в деревянную миску.
Я смотрела на румяную корку. В любое другое время не сдержалась бы, уплела хоть кусок. Сейчас от одной мысли о еде воротило.
Видеть не вижу. Чую, я сглотнула, чую, что солдаты. Воевавшие. Уставшие, голодные и оттого, может, немного злые.
Ивка проверила огонь в печи и ловко затолкнула в её пылающий зёв горшок со сдобренной маслом кашей. Мы с Тусенной всегда держали пищу про запас для случайных путников, наведывавшихся к нам из городка, или для местных побирушек были у нас и такие.
Вот ведь диво! Такие они и есть, она отерла ладони о шерстяную юбку и огляделась. Все насущные дела переделаны. Глаза у неё продолжали сиять от возбуждения. Теперь-то можно было тараторить, ни на что не отвлекаясь. Громадные все, что медведи! Броня эта, вся посечённая. Топоры, мечи огроменные. Вот, кажись, с меня размером. Сами хмурые, бородатые, лапищи во! Жуть.
Хорошо, что Ивка не следила за тем, как отзывались её красочные описания. Я стиснула шаль на груди так, что пальцы заныли от напряжения.
Что за чудовищ нам сюда прислали? Кто и что наговорил такого про тахтарских, что Император спустил на нас таких головорезов?
То ли Ивка так натаскалась вызывать на разговор, то ли сама я себя так с утра измаяла, что всё-таки не выдержала.
И что, грозно держаться? И впрямь волками смотрят?
Ивка свела брови, задумалась, будто боялась ответить неверно.
Да тут как будто другое Матушка меня сюда погнала, я мало что видала, но может, и грозные, но волками не смотрели. Это нет. Просто молчаливые, а говорил только их, видать, самый главный. Спрашивал, Тахтар ли это, и попросил голову. Но зла они никому не чинили.
И от глупого сердца немного отлегло. Будто Ивкины слова что-то меняли. Так ведь не меняли же от своей цели верные псы Императора вряд ли отступятся. Такого о них ещё никто не слышал ни до войны, ни вовремя, ни уж тем более после.
Ничего, сказала я скорее себе, чем Ивке. Тахтар гостеприимен и любому рад, кто против его жителей зла не замышляет. Голодных накормим, замёрзших обогреем, раненых подлечим.
Так нельзя же! вскинулась Ивка. Ворожеям-то к чужакам прикасаться ни за что нельзя.
Так я и не о нас говорю. Вон, из рук бабки Мины ещё никто к богам не уходил. Любого на ноги поставит. Вашка, внучка её, не хуже бабки справляется, даром что зелёная ещё совсем.
Огонь в печи умиротворяюще трещал, по кухоньке расплывался аромат тёплой каши. Ивка смахивала с отскоблённой добела столешницы невидимые крошки и всё двигала туда-сюда плошки нервничала.
Ты не суетись, я скинула пуховый платок, закатал рукава простого шерстяного платья и взялась переплетать растрепавшуюся косу. Раз сама говоришь, что волками не смотрят, то худа не будет.
Ивка отошла от стола и тихонько вздохнула.