Словом, не нам судить завоевателя.
Но меня это не устраивало. Я хотела его судить. Я хотела судить каждого, кто превращал города в развалины и вызывал чувства, какие я испытала много лет назад, лишившись родного дома.
Это делало меня плохой арахессой, зато я могла честно оценить свои сильные и слабые стороны.
Умение управлять выражением лица еще не все. Однако, как и телесное зрение, гримаса лишь поверхностно указывает на истинное состояние. Я могла контролировать все мышцы, включая лицевые. А вот управлять изменениями в ауре куда сложнее. Особенно за столом, когда все твои эмоции видны остальным сестрам.
Сейчас моя аура бурлила от гнева. Я злилась на вампира-завоевателя. На Ашу, заявившую, что жизни, погубленные его армией, могут способствовать всеобщему благу. И еще (зачем себе лгать?) на Зрящую мать, не позволившую мне выстрелить в вампирского главаря.
«Силина, ты хочешь еще что-то сказать?»
спросила по нити-шептунье Аша.
Я уже готова была огрызнуться и бросить ей: «Довольно!»
Довольно!
Голос Зрящей матери одновременно разнесся в воздухе и по нитям-шептуньям.
Мы замолчали. Я заставила себя успокоиться.
Силина права, сказала Зрящая мать.
Я удивленно вскинула брови, задев ткань наглазной повязки, но почувствовала удовлетворение.
Нам лучше, чем кому-либо, известно, что зло способно принимать множество обличий, продолжила она. Да, Король питоры наш враг. Но это не означает, что все его враги должны быть нашими друзьями. Вампир-завоеватель вызывает у нас обоснованное беспокойство.
Скажи это кто-то другой и «беспокойство» ощущалось бы слишком мягким словом. Но в устах этой женщины оно могло быть проклятием.
Зрящая мать, с тобой говорила Прядильщица? осторожно спросила Илена.
Наставница ответила не сразу. Она встала, упершись ладонями в соль.
Пока еще рано обсуждать, какого она мнения об этом. Грядут мрачные времена. И это, дочери мои, правда. Мы должны заглянуть внутрь себя А теперь ступайте готовиться к вечерним молитвам.
Единым заученным движением мы взмахнули руками, рассыпая соль по столу, и поднялись. Вместе с сестрами я направилась к выходу.
«Силина, останься, прозвучал по нити-шептунье голос Зрящей матери. Ты пойдешь со мной».
3
Да, имелось немало соображений практического характера, обусловивших возведение Соляной крепости там, где горы встречались с морем, заграждая доступ со всех сторон. Эстетические соображения в расчет не принимались.
И тем не менее крепость была красивой.
Впервые увидев ее ребенком, я почувствовала себя совсем маленькой и ничтожной. Я оказалась среди двух божественных пространств: гор с одной стороны и моря с другой. Рядом с мощными явлениями природы я была жалким набором плоти и костей. Это зрелище повлияло на мое представление об Арахессии силе, превосходящей общую силу всех сестер-арахесс. Соляная крепость стала для меня олицетворением могущества. И конечно, такое чудо могло появиться только на стыке двух миров. Так я рассуждала в десять лет.
Разумеется, я уже не могу видеть крепость, как в детстве. Но это не значит, что я не вижу ее по-своему. Вижу. И ощущаю глубже, чем тогда. Сейчас я чувствовала все грани окружающего мира, смотрела на него под разными углами. Я замечала каждый серый утес, каждую зеленую волну прибоя, каждую пыльную травинку цвета пожухлого золота, щекочущую мне лодыжку.
Мне не о чем скорбеть. Я приобрела больше, чем потеряла. Так я отвечала каждому, кто спрашивал.
Но в потайном уголке моей личности, который я отказывалась признавать, я тосковала по возможности увидеть все это, как прежде, человеческими глазами. Иногда, приходя сюда, я пыталась воскресить память о зрении, которым обладала в десять лет.
Ты невнимательна, Силина, одернула меня Зрящая мать.
Я резко посмотрела вперед. Мы шли по каменистым тропкам, огибавшим утесы. Холодный ветер обжигал нам щеки, и мы кутались в плащи.
Она была права. Я поддалась рассеянности.
Прошу прощения.
Незачем извиняться. Восхождения трудны. Мне известно, что Рета много значила для тебя.
Слушая ее голос, я чувствовала, как она тепло улыбается.
Вот это я с детства ценила в Зрящей матери. Да, она бывала строгой, требовательной, грозной. Но она же умела быть доброй, милосердной, сострадательной. Умела дарить то, чего мне тогда так не хватало. Может, порой мне и сейчас этого не хватает.
Я не посмела солгать ей и призналась:
Но я борюсь с этим.
Рета теперь живее, чем прежде. И ты это знаешь.
Да.
Восхождение, а не смерть. Такого слова в нашем лексиконе не
было. Арахессы не верят в смерть, считая ее переменой состояния. Подобно тому, как утрата наших глаз не означает утраты зрения, прекращение сердцебиения не означает конца жизни.
И все же было трудно не скорбеть по той, что теперь существовала лишь как воздух, земля и вода, не имея воспоминаний, мыслей и переживаний, делавших человека человеком.
Силина, что тебя тревожит? спросила Зрящая мать.
Я не ответила, и она негромко засмеялась.
Ты всегда была загадочной. Даже когда мы тебя нашли.
Тщательно подбирая слова, я сказала:
Я я чувствовала, что Рета могла избежать гибели, и мне горько, что так случилось. Но этот груз нести мне, а не Аше.