Тебя что-то беспокоит? Почему не сказала вечером? устало произнёс он, а потом его тёмная бровь медленно поползла вверх.
Что ж, свеча была очень кстати. Именно она позволила Итану проследить взглядом за медленно сползающим с моей груди одеялом.
В этот раз на мне не было приличного ночного платья, как обычно. В этот раз на мне вообще ничего не было.
Когда муж это понял, его дыхание стало тяжёлым, а в горле, кажется, пересохло. Итан замер, все еще рассматривая мои глаза. Взгляд ниже он не опускал, будто смущался.
Я уже хорошо себя чувствую. Сколько ещё мы будем откладывать? тихо намекнула я, давая понять, что разделась совсем не от жары.
От подобного вопроса моего супруга почти сдуло с кровати. Он отпрыгнул от меня так, будто боялся, а потом лихорадочно начал пить воду.
Итан снова позвала я, напоминая, что всё ещё не понимаю странную реакцию.
Точнее, старательно делала вид, что не понимаю. На самом деле я всё прекрасно понимала.
Но это было слишком больно, чтобы признаваться даже самой себе.
А ещё унизительно.
Громко поставив стакан на стол, Итан развернулся, оценил одеяло, которым я вновь прикрылась, и тяжело вздохнул.
Ты права, Эмма. Я должен был поговорить с тобой. Но так даже лучше. Мы не будем откладывать, согласился он, потушил свечу и лег рядом.
Движения Итана были какими-то рваными, губы сухими, а дыхание шумным.
Он привлёк меня к себе, поглаживая по спине, и коснулся губами.
Сначала он кольнул мои губы своими такими же сухими и горячими, как и его руки.
А потом медленно повёл ими ниже, к шее, осторожно отодвигая одеяло.
Кажется, Итан боялся меня напугать или пытался сделать что-то ещё. Но у него ничего не получалось.
Это не было похоже на поцелуй, скорее он просто водил губами по моей коже.
Уложив меня на спину, Итан продолжал свои странные ласки. Не знаю, что он испытывал, я же не ощущала ничего. Будто он не целует меня, а проводит осмотр на ощупь. Именно так и ощущались его прикосновения.
Даже когда мужчина остался таким же обнаженным, как я, это совсем не казалось чем-то интимным. Просто горячая сухая кожа, которая касалась моей.
Ни отголосков того, о чём писали в книгах или тихо сплетничали влюбленные девушки.
От прикосновения его руки к волосам я порой испытывала больше эмоций. Сейчас же только неловкость и замешательство.
Сейчас может быть больно тихо шептал Итан, разводя мои ноги и устраиваясь между ними.
Наконец он посмотрел мне в глаза, водил пальцами по бедру, всё ещё не отводя взгляда. Не знаю, что он пытался увидеть или что мне следовало сделать, но я тоже пыталась понять пыхтевшего надо мной супруга.
Судя по его звукам и обреченному вздоху, что-то было не так.
Итан опустил голову и продолжал поглаживать мою ногу, но ничего не происходило.
Просто подскажи, что мне сделать, решилась задать вопрос, и словно ужаленный, мужчина отстранился.
Он продолжал нависать надо мной и всматриваться в глаза, а потом, судя по тихому сдавленному стону, сдался и убрал руку, опираясь на обе.
Прости, Эмма, дело не в тебе. Просто я не могу, выдохнул он и коснулся губами моего лба.
Не хочешь сегодня? Ты устал? попыталась я объяснить слова мужа.
Не хочу делать это с тобой. Прости Я очень тепло к тебе отношусь, Эмма. Мне приятно заботиться о тебе, быть рядом, проводить время. Но это Я просто не могу. Возможно, со временем, наконец сказал он и скатился на бок, тяжело дыша.
А с другими. В борделе, сдавленно спросила я, ощущая, как слёзы сковывают горло.
Итан повернулся, приподнялся и вопросительно посмотрел мне в глаза, блестящие от обиды.
У меня давно не было женщины. Но с чего ты решила, что я хожу в бордель? он запнулся и, казалось, пытался разглядеть что-то в темноте.
За окном светила луна, и открытые шторы позволяли разглядеть глаза мужа напряженные, уставшие и немного злые.
Я не спешила признаваться, что поверила словам кухарки, но Итан ждал ответа. Пожалуй, признаться в том, что мне донесли сплетни, было разумнее, чем позволять ему думать, будто я ревную от скуки.
Лукреция Она сказала, что тебя часто вызывают в «Тюльпан». Мы ни разу
не были вот я и решила тихо призналась я.
Услышав причину действа, Итан тихо застонал, словно с трудом сдерживая эмоции, потом провёл рукой по волосам.
Ты наслушалась сплетен прислуги и решила меня соблазнить, с усталой усмешкой сказал он, придвинулся ближе и, накрывая меня одеялом, ласково провёл ладонью по моей голове.
Ты избегаешь меня, сам ничего не объясняешь. Что я должна думать или делать? спросила я, вскинув голову, и наши губы почти соприкоснулись.
Итан на миг замер, потом тяжело выдохнул, слегка отодвинулся и всё же заговорил:
Доверять мне, Эмма, просто доверять. Я не избегаю тебя, я пытаюсь привыкнуть к новой жизни, и мне нужно время. Нам обоим оно нужно.
Если бы не тот единственный поцелуй, я бы поверила. Но я помнила, как он целовал меня, и потому решила напомнить об этом и ему.
Я крепче сжала мягкую ткань и решительно взглянула ему в глаза.
Тогда в поместье ты целовал меня А теперь шепот оборвался.
Прежде, даже когда мне было нехорошо, я замечала в глазах Итана отголоски желания, которые озадачивали его. А теперь, спустя неделю после приезда в Новый Орлеан, ничего не осталось.