Посредине Лобного места служки поставили аналой с Евангелием, и привязали рядом приготовленное для процессии животное молодого крепкого осла в белой суконной попоне, закрывавшей также и голову. Нарядная верба, срубленная для праздника, устанавливалась на особых изукрашенных дрогах. На ветвях привезенного деревца покачивались от весеннего ветра разные сласти для угощения изюм, винные ягоды, орехи, яблоки.
После поздней обедни государь, патриарх и духовенство вышли на Лобное место, протодьякон
стал читать Евангелие и в соответствующем месте патриарх Иов, взяв в одну руку Евангелие, а в другую крест, благословил государя. Потом патриарх сел на осла, царь Борис взял в руки конец повода, и вся процессия, предшествуемая нарядной вербой, начала медленно двигаться обратно ко дворцу. Тогда народ пал на колени, и вся площадь затихла в торжественном молчании. Мальчики лет двенадцати, в белых одеждах, числом более ста человек, разбрасывали по пути процессии монеты и громко восклицали: «Осанна!»
Обойдя вокруг главных кремлевских храмов, патриарх снова вошел в Успенский собор служить обедню. После обедни царь и вельможи отправились обедать у патриарха.
Нарядную вербу царские слуги отдали на угощение народу. Но прежде от нее они отломили ветвь с пасхальными лакомствами для царевича Федора и царевны Ксении.
Так торжественно отметили в Москве Вербное воскресенье, память входа Господа в Иерусалим.
За Вербным воскресеньем последовала Страстная седмица. Эти «страшные» дни проводились благочестивыми людьми в усиленной молитве и посте. Царь Борис, царица Мария, царевич Федор и царевна Ксения принимали постную пищу только раз в сутки, благоговейно ожидая наступления Великого дня.
На Страстной царь творил богоугодные дела часто посещал тюрьмы и богадельни, раздавал везде щедрую милостыню, освобождал преступников, выкупал неоплатных должников.
За Страстную по всей Руси готовились к встрече Пасхи. Всюду делали пасхи, пекли куличи, красили яйца, мыли, убирали, чистили в доме. Молодежь и дети старались приготовить к Великому дню как можно больше красивых раскрашенных яиц. У хозяек было хлопот полон рот. Еле-еле они успевали все приготовить к субботе.
В этот день русские города затихали, кажется, еще раньше, чем обыкновенно. Все спешили отдохнуть перед пасхальной заутреней и обедней.
Тихо было на московских улицах, не видно было ни души. Но это все-таки не была обычная тишина. Внимательный наблюдатель сейчас заметил бы, что это тишина в ожидании чего-то. Ворота дворов заперты, ставни домов закрыты. Но со дворов доносится на улицу какое-то движение. Сквозь щели ставней пробивается свет. В домах и на дворах делаются спешно последние приготовления к Празднику праздников.
Заботливая хозяйка, приготовив праздничные наряды для всех семейных, отдавала распоряжения, кто останется дома из холопов и домочадцев, кто понесет в церковь куличи и пасхи для освящения, кто будет сопровождать хозяев в церковь.
К одиннадцати часам ночи оживали улицы. Вереницы народа чинно и тихо шли к церквам, где уже началось богослужение шла полунощница. В Москве к Кремлю направлялись колымаги и кареты знати целые поезда. Знатный человек и в обыкновенное время старался обставить свой выезд как можно пышнее, а уж в такой великий праздник, направляясь во дворец, «видеть царские очи», знатный боярин подымал на ноги всех своих холопов, зависевших от него бедных дворян, и ехал во дворец целой процессией. Впереди ехали всадники и били в бубны, сгоняя встречных с дороги. Шли скороходы, путь освещали холопы с фонарями. Все были принаряжены, одеты в лучшие кафтаны.
Кремлевские храмы горели огнями, блистали золотом окладов икон, яркостью красок подновленной и обмытой к Великому дню стенной живописи.
Царь слушал полунощницу в «комнате», то есть во внутренних покоях дворца, в так и называвшейся «престольной комнате». По окончании полунощницы к этой «комнате» собирались бояре и служилые люди «видеть его великого государя пресветлые очи». Этой высокой чести удостаивались не все, а только ближние государю люди и знатные сановники. У «крюка» комнаты, то есть у дверей, стоял стольник со списком в руке и впускал в комнату, строго сверяясь со своим списком, утвержденным государем, по два в ряд тех лиц из незнатных, которым государь, в виде особой, исключительной милости, тоже позволял приветствовать себя в этот день.
Государь сидел в креслах в обычном шелковом кафтане. Возле него стояли спальники и держали весь царский наряд, который назначался для выхода к пасхальной заутрене. Каждый из входивших в комнату, «узрев пресветлые очи государя, бил челом», то есть кланялся перед ним в землю и, отдав челобитье, чинно возвращался на свое место.
После челобитий начиналось облачение государя в его торжественный наряд.
Царь Борис слушал пасхальную заутреню всегда в Успенском соборе. Его сопровождали в собор бояре и окольничие в золотых шубах и в высоких горлатных шапках. Перед царем и его боярами и за ними шли люди различных дворцовых чинов, тоже одетые в нарядные шубы и высокие горлатные шапки.
Все те, кто по своему званию не имел права бить царю челом в его «комнате», стояли