Тиран! вне себя, орал в бешенстве Яшвиль. Зверь! Ты со мною как зверь поступал! палкой ударил меня! так получай по заслугам!
Аргамаков у двери окликнул стучавших и, убедившись, что это его же отставшая группа, заблудившаяся в сложных переходах дворца, отпер ее. Новые заговорщики второй стаей волков ворвались в опочивальню. Свалка превратилась в побоище. Александр видел, что кто-то вскочил ногами Павлу Петровичу на живот... Немыслимо! нестерпимо! Он убежал в библиотеку. Следом за ним Бороздин.
Николенька, я больше не могу... Это малодушие, вероятно. Но все-таки... я партикулярный, а не военный... Мне простительно.
Ну уж, не-ет, этот животный крик для каждого невыносим.
Подняв над головами два зажженных канделябра, они направились через Белую залу в сторону церкви.
В дверях Белой залы стоял часовой. Увидев их, задрожал, побледнел и отвел трусливо глаза. Пропустил без опроса.
От сырости замка во всех апартаментах навис густой туман. В молочной пелене утопали углы. Двери открывались и закрывались сами собою от сквозняков, и хлопанье этих дверей жутко отдавалось по всем коридорам дворца.
Два истопника пробирались в сторону спальни. Увидя Бороздина и Плещеева, испугались и повернули обратно.
Ветер задувал огни канделябров. Воск закапал одежду. Спустились по лестнице и заблудились.
Наконец вышли во двор. Вздохнули полною грудью. За воротами, на плацу, действительно были войска. Все оцеплено.
Анна Ивановна, наверное, истомилась, сказал Александр. Чего доброго, вышла. Где-нибудь вокруг рвов бродить начала. Как бы патрули ее не забрали...
Ну, скоро конец. Но смотри!..
Вдоль стен бесшумно прокрадывалась массивная фигура с большой головой на коротеньких ножках, в туфлях ночных и шинели поверх архалука. Шмыгнула к воротам.
Ф-фу! крысу напомнила...
Да ведь это Кутайсов!.. Удирает... с тонущего корабля. Пойдем поможем его задержать.
Но опоздали: патруль его уже пропустил.
Что ни говори, граф, обер-шталмейстер, а сколько знаков отличия, русских, иностранных, и все в бриллиантах. Ордена на свой архалук, должно быть, надел.
Из главного подъезда дворца вышел генерал Беннигсен. Встал на верхней высокой ступеньке подъезда. Осмотрелся вокруг. Взглянул на часы.
В окнах дворца постепенно зажигались огни. Стали понемногу выходить заговорщики. Один из них подошел к Александру:
Не узнаете, Плещеев?.. Огонь-Догановский.
Василий Семенович! Я думал, вы в Шлиссельбурге...
Меня отпустили недавно. Екатерина Николаевна Потемкина отхлопотала.
И в заговоре вы принимали участие?
Я был в одной колонне с вами.
Как?.. В партии Зубова?
В партии так называемой Зубова. А вы меня не заметили?.. Да где там, в эдакой суматохе!..
Беннигсен увидел наконец того, кого дожидался: в воротах появился граф Пален во главе второй огромной колонны задержавшихся в городе заговорщиков. Стремительной, энергичной походкой граф подошел к Беннигсену и коротко спросил по-немецки:
Fertig?
Aus.
Der Leichman ist kalt?
Noch nicht ganz. Aber bald .
Непонятный возглас нечто вроде вздоха облегчения вырвался из груди графа Палена. И затем властным голосом он начал распоряжаться. Приказал в апартаментах, соседних со спальной, расставить новые, свои караулы. И прежде всех остальных в комнате угловой, между покоями государя и государыни. Двери там наглухо заколочены? Все равно. Особый караул у выхода из апартаментов вдовствующей монархини!.. Не впускать, не выпускать ни-ко-го! даже высочайших особ.
Ротмистр Бороздин!.. Примите дежурство при его высочестве цесаревиче Александре Павловиче, а ныне императоре всероссийском.
Граф Пален направился в замок, Бороздин вслед за ним.
Мы на мгновение поднимемся наверх, к телу покойного, а затем я проследую... к новому императору!
Ах, да, еще кое-что. Граф Пален на пороге чуть задержался и сообщил Беннигсену, опять-таки по-немецки, что им уже вызван медик Виллие, хирург Семеновского полка. Пусть осмотрит покойного, начнет приводить тело в порядок. А кстати... пусть...
на всякий случай... пусть перережет артерии...
Беннигсен и Пален ушли. Огонь-Догановский саркастически ухмыльнулся:
До чего любопытно, Плещеев: два остзейца на помощь англичанина призывают... Ведь медик Виллие англичанин, друг лорда Витворта. А известно ли вам, почему граф Пален со своим подкреплением прибыл в замок так поздно?
Заблудился, видимо, в Летнем саду, с иронией ответил Александр.
Ну уж не-ет. Если бы оказалось, что наша первая колонна колонна Зубова потерпела провал и вся арестована, как он стал бы после прибытия действовать?
Ясно. Вторично предложил бы императору отречение.
Ха! Вы это серьезно? Чудак. Тогда граф Пален выступил бы в роли спасителя трона. Раскрыл бы Павлу Петровичу имена всех заговорщиков. И мы с вами встретились бы не в подъезде этого замка, а... в Шлиссельбурге, Кексгольме... или в Сибири.
А почему, Василий Семенович, я все-таки никак не могу вас припомнить в числе заговорщиков?
Сейчас объясню. В спальню царя первоначально зашли человек двенадцать четырнадцать. А при подобных обстоятельствах память человеческая способна удержать персонажей восемь-девять от силы. Например, кто вспоминается мне? Беннигсен, двое Зубовых, Аргамаков, князь Яшвиль, кажется, еще Иван Григорьевич Вяземский, как будто Скарятин. Остальные забыты. Даже сегодня забыты. Бороздин помнит других и тоже не всех. Так же Зубов, и Беннигсен, и другие. Ведь списков-то не составлено. А коль они и были составлены кем-либо, так уже уничтожены. А такой, как Беннигсен или Зубов, ни вас, ни меня не только по фамилии, но и в лицо не знает, не ведает, и ведать не хочет, и не захочет. Гм... а вам досадно, что на золотых страницах истории не будет записано вашего имени? Не стоит ни сетовать, ни роптать: чем скорее вас позабудут, тем спокойнее ваша жизнь потечет... как бы там ни сложились дальнейшие судьбы России. Будьте философом. До свиданья.