Николай, старший брат Зубова, огромный, плечистый, превосходящий всех ростом, следуя примеру Платона, тоже достал табакерку, массивную, с инкрустацией. На редкость злое лицо у него. Волка напоминает. Челюсть вперед выдвигается.
На луну медленно наползало темное облако. Траурной фатой покрывались деревья. Аллея, уходящая вперед, к Манежу и к Невскому, как бы указывала двумя параллельными стрелками путь в неизведанность. Но ров, налитый до краев не замерзшей за ночь водою, покрытый матовой плесенью, пока еще освещен. И тут Александр заметил около самого рва одиноко застывшую, худую, прямую, как свеча, фигуру военного. Он стоял спиною ко всем, опираясь на эфес палаша. Словно памятник на католическом кладбище. Статуя Командора в Дон-Жуане Моцарта.
Кто это? спросил он у Бороздина.
Генерал Беннигсен, почему-то шепотом ответил Николенька. Недавно вызван графом Паленом из глухой лифляндской усадьбы, из ссылки. Взбешен многолетней опалой. Мстить приехал.
Потемки заволокли плотным туманом весь сад, ров, аллею, насупленную громадину замка. Тишина. Только позади, на мосту, раздавались шаги подходившего батальона преображенцев.
Над самою головой Александра послышался шорох большая черная птица взлетела из старого гнезда и, словно призрак, понеслась направо, в глубину лесистого парка. И немедля таким же трепетанием крыльев, шероховатым, шушукающим, отозвалась еще одна птица и тоже безмолвно пронеслась над растерявшимися заговорщиками. Через мгновение
встрепенулось множество галок, ворон или грачей кто их тут, в темноте, разберет? и вот уже сплошное хлопанье крыльев, и косматая, ворсистая шабарша, и... первое карканье! Уу! какое пошло гоготание, грай, птичий хохот зловещий! испуганный и пугающий...
Отчаянное многоголосое шурканье, граянье охватило весь парк. Стаями поднимались черные птицы с насиженных гнезд и, поднятые одним всполошившимся вожаком, в паническом страхе помчались неизвестно куда... Такого несметного скопища воронья офицеры, солдаты не помнили даже после самых кровавых сражений, когда поле брани бывало сплошь завалено трупами, привлекавшими хищников.
Александр оторопел. Все вокруг пришли в замешательство еще больше, чем он. На лицах робость, смущение. Некоторые офицеры треуголки снимали, крестились: «Ох, не к добру!»
Тогда, словно ничего и не произошло, подошел к заговорщикам Беннигсен.
Отставшие подтянулись как будто? негромко спросил непонятно кого. Тогда тронемся дальше. Скоро час пополуночи.
«А этот не на волка, а скорее на борзую похож, померещилось Александру, такой же сухощавый, на тонких ногах, с острою мордой гончей ищейки».
Двинулись по аллее все так же впереди по направлению к Манежу и Невскому. Предстоял длинный обход территории замка вдоль по рву. Кое-кто намеренно отставал. Были даже такие, которые не скрываясь поворачивали обратно и уходили. Замок оставался налево, отодвигаясь все больше назад. Окно, в котором брезжил отсвет ночника, давно исчезло из виду. Позади карканье возвращающегося воронья.
Тебе не страшно, Николенька?
Нет еще.
Темень усугублялась елями, пихтами, обступившими сплошной стеною аллею. Ров казался безмерной длины. Спереди кто-то засветил потайный фонарь, бросавший усеченный круг скупого света вниз, на обледеневшую землю. Переговаривались шепотом.
А если... если... Павел не захочет... подписать отречение?.. вдруг обратился Александр к Бороздину.
Что ж... Вспомним, что полковник Бибиков у Талызина говорил... Ун-ич-то-же-ние. Уничтожение всей царской фамилии... ибо и с наследниками... будет не легче...
Острым углом ров резко сворачивал влево. Замедлили ход. Повернули. Новый Баженовский павильон остался, таким образом, справа. В середине южного рва, не доходя до подъемного моста, остановились. Сгрудились тесно. Был дан сигнал соблюдать полнейшую тишину. Только звякали шпоры. Сзади гвардейцы выстроились четкими колоннами по четыре человека в ряду.
Впереди конспираторов вдруг вырос худой, взбудораженный, дерзкий полковник гренадерского лейб-батальона Преображенского полка Аргамаков. Как плац-адъютант нового замка, он обязан немедленно доносить императору лично обо всех экстраординарных городских происшествиях, о пожарах, о наводнениях и потому имел свободный вход. Мгновенно подскочил к воротам, прикрывавшим доступ к подъемному мосту, и властно постучал. В темноте гулко-тревожно отозвался стук о железо.
С той стороны рва, из будки, послышался оклик: «Кто идет?» Аргамаков назвал себя и произнес пароль. Тогда донесся скрип лебедок, лязг цепей мост опускался. Шаги по мосту это часовой молча шагал с той стороны рва к входным воротам, чтобы их отпереть. На подмостках виден был отсвет его ручного фонаря. Засов отодвинут, ворота раскрыты, и мигом изменился темп. Тесной, локоть о локоть, толпой, как было предписано, хлынули заговорщики по мосту через ров. Все начали действовать исступленно-стремительно. Зубов следил, пока гвардейцы обезоруживали часового и четырех постовых, затыкали им рот. Повели с собой, поставив глубоко в середину рядов всё без единого звука.
Ворота позади оставлены незапертыми, но с новой надежной охраной: подкрепление графа Палена должно сейчас подойти.