К счастью, скальдийки заинтересовались моей писаниной, и их враждебность ослабла, когда я объяснила, чем занята. Они наперебой принялись учить меня песням, которых я прежде не слышала: скальдийским песням, но не о войне, а о превратностях жизни, об урожае, ухаживаниях, любви, рождении детей и о смерти. Некоторые из них я помню до сих пор и очень жалею, что тогда у меня не было под рукой бумаги, чтобы записать все-все слова. Скальдам не хватает изощренной мелодики и богатой палитры смысловых оттенков, но они восполняют недостающее удивительно цельными и искренними образами. Не думаю, чтобы кто-нибудь из ученых людей озаботился собрать эти простые напевы о домашнем очаге.
Как бы там ни было, к вечеру мой репертуар пополнился как переведенными ангелийскими, так и местными скальдийскими песнями, и мое выступление приняли восторженно. Гюнтер качал меня на коленях и довольно улыбался; казалось, благодаря своему невеликому по ангелийским меркам певческому дару, я стала для варваров чем-то вроде счастливого талисмана.
Вторая ночь почти ничем не отличалась от первой. Удовлетворенный и утомленный Гюнтер сладко уснул, а наутро я повторила свою просьбу. Он снова отказал, и я снова смирилась, но после третьей ночи попросила о той же милости еще раз.
Когда его приручат, я, может, и отнесусь к нему по-доброму, сказал Гюнтер, держа меня за волосы и улыбаясь. А почему ты так настаиваешь, голубка? Разве я мало тебя ублажил под шкурами? Разве это не ты так громко вопила, а? И он ухмыльнулся, адресуясь ко всем любопытным в комнате.
Получать удовольствие от служения это дар моего святого покровителя, милорд, угрюмо отозвалась я и пояснила, коснувшись внешнего уголка левого глаза: Вот знак, что я им отмечена.
Словно лепесток розы, плавающий по темным водам, Гюнтер привлек меня к себе, чтобы запечатлеть поцелуи на обоих веках.
Да, похоже. Я отстранилась от него, встала на колени и подняла глаза. Но я связана с Жосленом Веррёем тем обетом, который он дал своему святому покровителю. И если нам с ним запретят видеться, наши боги могут проявить немилость и отвернуться от нас. И тогда их дары рассыплются в прах. Я помолчала и добавила: Это дело чести, милорд. Сам по себе Жослен скорее умрет, чем станет есть из ваших рук. Но если он увидит, что я вам полностью покорилась, а святой Кушиэль не лишил меня за это своей благосклонности, он может тоже уступить.
Гюнтер задумался.
Тогда ладно, кивнул он, поставил меня на ноги и шлепнул по мягкому месту. Можешь повидаться с парнем, чтобы он помирился со своими богами. Но передай ему, э-э что если он не угомонится, да поскорее, я от него избавлюсь! Жрет больше гончих, а пользы от него никакой! Хозяин крикнул теннам: Харальд! Кнуд! Отведите-ка ее к волчонку. И зловеще добавил: И проследите, чтобы он ее не погрыз.
Ухмыляющиеся воины тут же подскочили ко мне, готовые сопровождать куда приказано. Я взяла свою меховую накидку и вышла с ними за двери большого зала скальдийского чертога.
К псарне вела недлинная, утоптанная снежная тропка, но Харальд и Кнуд вся дорогу бережно меня поддерживали, услужливо помогая преодолевать ухабистые участки. В каком бы качестве я здесь ни находилась, меня определенно ценили.
Собак держали за грубо сколоченным забором. Там же находилась длинная низкая будка, предназначенная для защиты псов от непогоды. Харальд Безбородый перегнулся через забор, что-то крикнул и постучал по крыше конуры. Я услышала, как внутри зазвенела цепь.
Когда Жослен выполз на улицу, я ахнула.
Он выглядел ужасно: длинные волосы засалились и свалялись, из-под отросшей челки яростно сверкали глаза. Ошейник на шее до крови истер кожу, а пепельно-серое рубище совершенно не защищало от холода. Кассилианец сел на корточки на утоптанном снегу, не обращая внимания на собак, которые тыкались в него носами, очевидно, признавая за члена стаи.
И при всем при этом он оставался по-ангелийски красивым.
Пустите меня к нему, обратилась я к Кнуду.
Тот посмотрел на меня с сомнением, но отодвинул засов. Я вошла в загон и присела напротив своего бывшего телохранителя.
Жослен, пробормотала я на нашем общем с ним языке. Мне нужно с тобой поговорить.
Предательница! выплюнул он, наскреб зловонного, пропитанного мочой снега и швырнул в меня. Гавкай по-скальдийски, вероломная дочь шлюхи! Оставь меня!
Я увернулась, так что большая часть снега меня не задела, и вытерла лицо.
Хочешь узнать, кто настоящий предатель, кассилианец? гневно ответствовала я. Исидор дЭгльмор платит скальдам за набеги на деревни Камлаха. Как тебе такое, а?
Жослен, уже отвернувшийся, чтобы набрать новую пригоршню вонючего месива, резко повернулся ко мне лицом, и в его глазах зажегся вопросительный и, к счастью, человеческий огонек.
Зачем это ему?
Не знаю, тихо ответила я. Возможно затем, что это позволило ему снова созвать под свои знамена Союзников Камлаха и начать формировать собственное войско. Знаешь, он даже просил короля отдать ему Искателей Славы Бодуэна. Сама слышала.
По-прежнему сидя на корточках, кассилианец замер, уставившись на меня.
Ты вправду считаешь, что он собирается устроить переворот.