Полясский снисходительно усмехнулся, подумав о приятеле. Зачем вообще подружился добродушный Али-Баба с ним, и с Кучиминьским, и с Хохлей, и всей их бандой? Некоторым из них импонировал его княжеский титул, другим его деньги и эскапады[4] выпивохи, а впрочем, его любили как милого компаньона и готового всегда прийти на помощь приятелям. Но что приятного Али-Баба находил в том обезьяннике интеллектуалов, которых, по правде говоря, не мог понять? Возможно, его притягивала экзотика их дискуссий?
Полясский поднял глаза и задержал взгляд на лице пани за соседним столом.
«Вероятно, аристократка, подумал он, может, какая-нибудь племянница Али-Бабы. Что за дивный пример чистой крови. Филигрань. Или, скорее, Бенвенуто Челлини, но не его «Нимфа», нечто значительно более утонченное и нежное».
Он вспомнил слова пани Збендской: «влюблены и заняты только собой».
Они разговаривали вполголоса, но оживленно. Время от времени до слуха Полясского долетали отдельные слова. Говорили, казалось, о морских путешествиях. Она называла его Гого, а он ее Кейт. Он был прекрасно одет и хорошо выглядел. Полясский подумал, что следовало бы переодеться к ужину в темный костюм. Манеры этого Гого отличались изысканностью: культурный француз, но не парижанин, а, скорее, южанин. Зато она тип истинно нордический. Могла быть шведкой или норвежкой, во всяком случае, представительницей скандинавской страны. Фред Ирвинг помешался бы, увидев ее, и имел бы все основания.
Полясский, встретившись с ней взглядом, почему-то смутился и опустил глаза.
«Я должен познакомиться, постановил он, и сегодня же, сейчас же».
Он умышленно встал одновременно с ними и, проходя мимо, сказал:
Я хотел бы представиться, если вы не возражаете. Моя фамилия Полясский.
Весьма польщен. Я брум-брум, невнятно проворчал молодой человек.
Его жена протянула руку и улыбнулась.
Очень приятно познакомиться, Кейт.
Своим приездом я нарушил ваше уединение, начал Полясский, но не беспокойтесь, я постараюсь не быть чрезмерно назойливым. Опасаюсь только, что шум моего рабочего станка будет вам мешать, ведь наши комнаты в одном коридоре.
Не думала, что вы свои произведения печатаете на машинке, сказала Кейт с явным желанием поддержать разговор.
Да, вы знаете, чаще всего на машинке, поэтому-то у них такой сухой стиль. Я понял, что мне не удалось бы сохранить здесь инкогнито.
О да, мы узнали вас сразу, заметила Кейт, хотя на фотографиях вы выглядите несколько иначе.
Моложе! уточнил он. На них не видно моей седины.
Не думаю, что седина на висках старит мужчину. Мой муж, например, мечтает о ней. А что касается стиля ваших творений, то, мне кажется, он отличается, скорее, избытком сочности.
Боюсь только, рассмеялся он, что в этой сочности вы видите избыток воды.
О, нет. Это кровеносные сосуды. Их русла наполнены массой каких-то острых солей и концентрированных ядов.
Благодарю вас за похвалу, если она имела место.
Немного смутившись, Кейт вежливо ответила:
Я очень высоко ценю достоинства и уровень ваших книг.
Я протянул бы руку за тем букетом цветов, но предчувствую, что встретился бы с терниями.
Она засмеялась.
Вы угадали, хотя сомневаюсь, что они могли бы вас поранить.
Любую критику я принимаю с благодарностью.
Здесь не идет речь о критике, возразила она, потому что никогда бы не осмелилась на нее. Имеется в виду столь незначительная вещь, как мои личные пристрастия. Но мне бы не хотелось восстанавливать вас против меня с самого начала. Я надеюсь, что у нас еще будет возможность поговорить о вашем творчестве более глубоко.
Предупреждаю, что период перемирия я использую для укрепления оборонных фортификаций.
У меня нет надежды завоевать их, как и вообще нет агрессивных намерений, сказала она с улыбкой.
Наконец заговорил ее муж:
Я обречен на нейтралитет. Много лет меня не было в стране, а, как вам известно, в чем я нисколько не сомневаюсь, за границей сложно найти польскую литературу. Только сейчас Кейт начнет образовывать меня в этом направлении.
Они обменялись еще несколькими общепринятыми фразами и расстались.
Полясский, войдя в свой номер, несколько минут стоял в задумчивости, пока не увидел в зеркале
отражение собственного лица и не отметил, что глупо улыбается, и что галстук у него завязан плохо, и что мог бы тщательнее побриться.
Усевшись на диван, он закурил. Да, следовало признаться, что он еще не встречал в своей жизни столь привлекательной и интересной женщины. Еля Хорощанская, вероятно, может считаться своего рода феноменом, но эта просто изумляет. А что за голос! Он сконцентрировался, чтобы найти подходящее определение. Голос, наполненный звучанием, нет-нет, это слишком поверхностно. Голос гармоничный или, скорее, симфонический, звучание инструментального оркестра Вообще эта женщина сочетает в себе с удивительной гармонией крайности: девушка, почти ребенок, но одновременно излучает зрелость, кажется, что жизнь не коснулась ее, а в ее взгляде читаются опыт и ум. Да и сам тип ее красоты когда несоединимое слилось в удивительное, восхитительное, божественное.