Гого, многие девушки скучают. Ты не можешь танцевать только с Кейт.
Мама, я я влюбился.
Пани Матильда поднесла лорнет к глазам.
Да?.. Ты считаешь, что это только твоя тайна?
Роджер пожал плечами:
Я не собираюсь скрывать и готов рассказать об этом каждому.
Мне кажется, что ты поступишь разумнее, если признаешься только ей, с легкой иронией ответила пани Матильда и отошла к группе гостей.
Через некоторое время она заметила, что Роджер вышел с Кейт на балкон, и подумала: «Ну, наконец». Спустя мгновение в ее душу закралась тревога: не откажет ли ему Кейт? Но уже через минуту она успокоилась, потому что, по ее мнению, такая девушка, как Кейт, с ее тактом, благородными манерами, никогда бы не допустила признаний, если бы не хотела их услышать. Ей только девятнадцать лет, а жизнь она понимала, как зрелая женщина.
И старая пани не ошиблась. Кейт, выходя с Роджером на балкон, была уверена, что кузен попросит ее руки, и она готова была принять его предложение, хотя чувства, которые она питала к нему, не казались ей чем-то похожим на любовь. Нет, она не любила его, но было в ней столько внутренней теплоты и симпатии по отношению к нему. Менее чем за месяц он успел понравиться ей. И она смогла оценить добродетели, которыми, несомненно, он обладал: искренность, непосредственность, широту взглядов и достоинство. Но не этим качествам благодаря она готова была стать его женой, а просто потому, что чувствовала желание тетушки
Матильды, которой была обязана как материально, так и морально. Понимала она и то, что Гого выгодная для нее партия.
Роджер стоял рядом и говорил дрожащим голосом, несмотря на кажущееся самообладание:
люблю тебя, Кейт, как не любил еще никого и никогда, как не любил самого себя. Стань моей! Ты не будешь моей женой ты будешь моей королевой Кейт! Заклинаю тебя, не отказывай Это была бы моя смерть! Кейт! Скажи скажи. Ты не оттолкнешь меня?
Нет, Гого, ответила она тихо.
От безграничного счастья у него перехватило дыхание. В первую минуту ему хотелось изо всех сил прижать ее к своей груди, но не хватило смелости. Она стояла перед ним такая светлая, стройная, с доброй и понимающей улыбкой, в которой светилась сердечная нежность. Ее волосы цвета золотистой соломы, спадающие локонами, придавали лицу девичье, почти детское выражение, а сапфировые глаза смотрели прямо, проникновенно и смело. И Роджер понял, что не напрасны были его слова: она действительно станет его королевой.
Кейт сама протянула ему обе руки. Роджер целовал их и шептал, шептал:
Боже, как я счастлив! Кейт! Драгоценная моя! Единственная. Я осыплю тебя бриллиантами, цветами. Я поражу тобой весь мир, ослеплю его твоей красотой! Я, наверное, лопну от гордости, что у меня такая жена! Кейт! Я обожаю, преклоняюсь перед тобой.
Паненка Кася! послышался за ними срывающийся голос. Вы здесь?
На балкон вбежала запыхавшаяся горничная Герта и прокричала:
Скорее, паненка, Михалине снова сделалось плохо! Она едва дышит.
Да-да, я уже иду, ответила Кейт. Извини, Гого, я должна сделать укол бедной Михалине.
Она быстро прошла через салон, где несколько пар танцевали куявяк, через анфиладу комнат в буфетную, в которой находилась аптечка. В последние дни ей приходилось заглядывать сюда часто. Старая добрая Михалина, в прошлом кормилица и нянька Гого, а сейчас ключница в имении, давно уже чувствовала сердечное недомогание.
В буфетной господствовали толчея и неразбериха. Один за другим вбегали лакеи со звенящими от стекла подносами. В большие кувшины наливали крюшон, оранжад; в хрустальные вазы укладывали фрукты и сладости. Здесь же пан Матей планировал размещение прибывающих гостей, обслуживающего персонала по комнатам и во флигель. Склоняясь над списком, ему приходилось отвлекаться всякий раз, чтобы распорядиться по поводу доставки новых свечей.
Пан Матей считался в имении приказчиком, но в действительности в Прудах выполнял множество разных функций: выдавал зарплату, совершал важные покупки, ездил в Познань для улаживания всевозможных дел в конторах, наблюдал за слугами в имении, а во время больших приемов становился кем-то вроде дворецкого, поскольку пани Матильда полностью доверяла ему. Пан Матей был сыном Михалины и молочным братом Роджера. Уже поэтому ему было обеспечено содержание в Прудах до конца жизни.
Доставая из аптечки шприц, эфир и ампулы с камфарой, Кейт сказала:
Пан Матей, не забудьте, пожалуйста, поставить вторую кровать в четырнадцатую комнату.
Да-да, я помню.
А сейчас, может быть, вы заглянете к своей маме? Я иду сделать ей укол. Снова ей, бедняжке, хуже стало.
Спасибо, паненка, но я сейчас занят. Если вы позволите, может, позже.
Он всегда был таким обязательным, вежливым и исполнительным, прямой как струна, в высоких сапогах, зеленых брюках и френче.
Из буфетной крутые ступени вели на третий этаж, где находились комнаты прислуги. Кейт быстро пробежала по длинному коридору и вошла в небольшую чистенькую комнатку. Ничем не прикрытая лампочка заливала помещение ярким светом. На высокой кровати на белоснежной постели лежала Михалина. При виде Кент на лице ее появилось подобие улыбки. Она с трудом переводила дыхание.