Пульс Михалины испугал Кейт: он едва прослушивался. Быстро наполнив шприц, Кент сделала укол.
Спасибо, панна Кася, прошептала больная. Наверное, в этот раз уже не поможет Вы идите, там же бал, вам к лицу это белое платье
Я посижу с вами, погладила ее руку Кейт, еще раз проверив пульс. Изменений не произошло: он по-прежнему улавливался с трудом, и она сочла нужным повторить укол. Прошло несколько минут. Михалина лежала с закрытыми глазами, и казалось, что она умерла, как неожиданно послышалось:
Уже умру.
Нет, вы будете жить. Сейчас вам станет легче.
Нет, паненка Это конец. Я чувствую, что конец Паненка только вам одной я осмелюсь в этот час признаться глядя в глаза
Кейт была удивлена.
О чем вы говорите?
Вероятно, под воздействием камфары умирающая почувствовала прилив сил. Ее шепот стал слышен
отчетливее, а взгляд стал осознаннее.
О моем грехе о страшном грехе паненка Пусть Бог будет милосерден ко мне Дьявол меня попутал и глупость моя Я была тогда молодой молодой и глупой Позавчера я призналась на святой исповеди, и ксендз сказал открыть правду Мою грешную тайну
Она сомкнула веки, но тотчас же открыла глаза и спросила:
Вы знаете, что я была кормилицей молодого графа?
Да, знаю.
Это случилось двадцать восемь лет назад У пани графини не было молока, и меня пригласили во дворец: я только месяц назад тогда родила своего Матея Была здоровой и красивой, а молока у меня хватало на двоих. И сын мой был здоровым, а сынок графини слабенький Вот я и подумала: а станется он не выживет?.. Почему мой должен всю жизнь бедствовать и работать Дьявол подсунул мне такую мысль Только дьявол И вот тогда я заменила их. Да, заменила.
Кейт побледнела и широко открытыми глазами всматривалась в лицо умирающей.
Как это? Как же это?.. Значит Что вы говорите?..
Это значит, что мой сын тот, кого считают сейчас графом Роджером Тынецким, а настоящий Роджер Тынецкий это Матей Зудра, приказчик.
Кейт сидела окаменевшая, точно изваяние. Трудно было не верить этой женщине, но ведь невероятность, даже абсурдность этой правды казались очевидны. Получается, Гого, культурный, знатный, с его манерами важного пана, сын простой сельской девушки, крестьянки, которая кое-как умела читать и писать?.. Нет, это может быть только бредом умирающей.
Кейт склонилась над ней.
Михалина, прошу вас, подумайте, ведь в то, о чем вы говорите, невозможно поверить!
Старая женщина покачала головой.
Это святая правда. Как перед Богом, я признаюсь вам. Я заменила младенцев Дьявол попутал. Вся моя жизнь с той минуты была мучительной болью и страхом перед Божьей карой! Все думала рассказать правду, но не хватало смелости. Поэтому и на исповедь столько лет не ходила: все боялась. А когда обо мне пани графиня, вы или еще кто-нибудь доброе слово скажет, то меня, как ножом по сердцу. Уже сколько раз хотелось признаться, но всегда он, Александр, пугал меня и отговаривал: «Не будь глупой, пусть уже так остается, иначе выгонят тебя, твоего сына и сдохнете под забором, а еще и в тюрьму посадят».
На Кейт обрушилась где-то глубоко спрятанная растерянность. Она потерла лоб.
Какой Александр?.. О каком Александре вы говорите?
О каком же, о злом духе, о Жолоне, что камердинером у покойного пана графа служил.
О том старом Александре, который живет за усадьбой на пенсии?
Да, о нем. Он один знал, поймав меня, когда я выносила ребенка, и только он узнал его по родимому пятну. Тогда он, старый, соблазнил меня молодую и поклялся, что не проговорится. Прости меня, Господи, потому что мой грех гораздо больший.
Из всего хаоса и нагромождения этих ужасных новостей Кейт выделила одну подробность, которая показалась ей важной.
О каком родимом пятне вы говорите?
На правой ноге над косточкой, паненка, есть у меня коричневая родинка. Там же есть она и у моего сына Да, панна Кася. Грех мой страшный, а душа моя в руках Божьих. Пусть судит меня, пусть покарает, но смотреть в глаза людям я не осмелюсь. Только вам одной открылась, но не зная, успею ли перед смертью, еще вчера после исповеди признание свое написала. Поднимите подушку и возьмите Там молитвенник Написала
Голос ее слабел и становился все тише. Кейт вскочила, быстро наполнила шприц и ввела иглу под кожу умирающей, веки которой двигались все медленнее и едва уловимо. Спустя три минуты нужно было сделать новый укол. Пульс уже не прослушивался вовсе. Вдруг тело женщины напряглось, вздрогнуло и замерло.
Она умерла.
Открытые глаза смотрели тупо и бессмысленно, нижняя челюсть опала, и высунулся язык. Вид был жуткий и отталкивающий, и Кейт, будто загипнотизированная его чудовищностью, не могла оторвать взгляда.
Она впервые увидела смерть. В первый раз она поняла нелепость всего того, что люди называют жизнью. Жизнь это что-то необъятное и неразгаданное. Жизнью же этой женщины были ее грех и ее моральные страдания
«А что же такое моя жизнь?» подумала Кейт. В коридоре послышались шаги. Она быстро сунула руку под подушку и достала толстый потрепанный молитвенник, между страниц которого лежал сложенный вдвое листок бумаги, исписанный корявым почерком.