Поняв, что так он ничего не узнает, Мишка ужом ввинтился в толпу. Единственное, что он смог понять вопила Зинаида, женщина, жившая с ним по соседству и работавшая на заводе штамповщицей. Зина приехала сюда после освобождения из оккупации. Дом ее немцы сожгли, и до прихода советских войск она с двумя малыми детьми ютилась в наспех вырытой землянке на краю леса, в овраге, потому и уцелела. Когда фрицы, уходя, согнали всех жителей в сарай и методично принялись расстреливать, а кого-то запихивать по машинам и увозить, про нее в спешке попросту позабыли. Зинаида, не будь дурой, затаилась в землянке, зажала детям рты, чтобы не дай Бог не пискнули, и так и просидела, боясь высунуть из неприметного жилища даже носа. И лишь спустя два дня, когда затихла близкая канонада, она рискнула выбраться. Строго-настрого приказав испуганным детям сидеть тихо и ждать ее, Зина скрытно, задами пробралась к своей деревне. Там ее и схватил патруль.
Доставив рыдавшую от счастья и то и дело лезшую к ним обниматься женщину к командиру, тот же самый патруль вскоре отправился разыскивать землянку. Землянку нашли, двоих мальчишек двух и четырех лет также доставили к командиру, а утром женщину с детьми отправили в тыл. Разговорившись по дороге с шофером, она узнала, что выжили еще два ребенка мальчик и девочка, пяти и шести лет, и он должен сдать сирот в приют. Пожалев ребят, Зина упросила шофера оставить детей с ней. По прибытию в госпиталь она записала сирот как своих.
После госпиталя Зинаиде немало пришлось помотаться с детьми по углам, покуда не удалось устроиться на завод штамповщицей. Работа была тяжелейшая, посменная, зато ей дали довольно большую комнату в заводском общежитии. Приемные дети, будучи постарше, как могли, помогали женщине отоваривали карточки, прибирались, смотрели за младшими, девочка готовила ужин и кормила младших, обязательно оставляя лучшие куски для матери. Сама Зинаида никогда не делила детей на своих и приемных, напротив, вытирая слезы, всегда отзывалась о старшеньких как о помощниках, опоре и надежде, не то, что младшие, шалопаи бестолковые. О том, что старшенькие приемные, соседи узнали от самих детей. Те не скрывали этого, даже в таком возрасте понимая, что, как бы тяжело ни было, но в детском доме им было бы гораздо хуже.
Распихивая локтями собравшихся зевак, Мишка пробирался к источнику воплей, не обращая внимания на возмущенные высказывания в свой адрес. Толпа гудела. Парень из общего гула выхватывал обрывки фраз: «да когда ж это закончится то?», «воруют и воруют, управы на них нет», «ничё оставить нельзя всё утащут», «с голоду ведь помрут», «вовсе уж жизни никакой нету», «найти этого вора и по законам военного времени без суда и следствия» Картина потихоньку прояснялась.
Да поймать этого гада, и к стенке! пронесся над толпой густой бас. Сколько ж мы еще терпеть будем? Не на милицию же надеяться! гудел голос одного из соседей. Мишка не любил этого мужика, презирая его всеми фибрами души не однажды он видел, как тот поколачивал жену и ее сынишку лет шести. Видел, но не лез, чтоб виноватым не оказаться после войны мужиков куда как мало осталось, и бабы буквально зубами вцеплялись в любого, лишь бы мужик в доме был. И он, слыша, как этот здоровый, под два метра ростом откормленный амбал лупит и мальчонку, и его мать, едва сдерживался, скрипя зубами от ярости, но вмешиваться не смел все-таки это дело женщины, с кем жить. А вот пацана было жаль Но Мишка рассудил так: хотела бы или выгнала уже давно, или ушла бы сама, забрав сына. А раз живет с ним Ну, ей виднее.
Чего случилось-то? дернул он за руку Катерину, зябко кутавшуюся в серую шаль поверх тонкого халата и переступавшую босыми ногами на ледяном полу. Ты чего босая? Заболеть захотела? нахмурился парень.
Да я с испугу с комнаты выскочила, как тетка Зина заголосила, а обратно уж как уйти? пробормотала девчонка, снова переступив ногами и прижимая одну стопой к щиколотке другой в попытке согреться. Карточки у нее украли Все, до единой, представляешь? И ее, и детские все Теть Зина только вчера их получила, принесла да на место положила. Утром отоваривать не стала была еще еда. А с работы пришла, хотела Маринке их дать, чтобы та после школы масла да муки получила. Сунулась а карточек-то и нету. Она туда, сюда нету. Ни одной не осталось! Она уж и малых подняла, со слезами умоляла сказать, ежели взял кто из них, а те ни в какую. Да и не глупые мальчишки, что ж они, не понимают, что с голоду без карточек тех помрут? Новые то тока в следующем месяце
дадут, а без них где еды брать? Сами себя на голодную смерть обрекать станут? покачала головой Катерина и снова переступила с ноги на ногу, отправив греться вторую ступню. Ну теть Зина и заголосила
Заголосишь тут мрачно прокомментировал ее рассказ Мишка, задумчиво нахмурившись. Ступай обуйся, простынешь, он снова кивнул на ее покрасневшие ступни.
Катерина только головой покачала в ответ. Мишка вздохнул и вытянул из глубокого кармана рукавицы:
На, хоть рукавицы натяни, что ли проворчал он. Катька, бестолочь, застудишься ведь!