«Аврора» на капитальном ремонте.
Четвертый месяц обмерзшие тросы держат корабль у стенки. Извиваясь, тянутся через заводской двор в жилые палубы электрические кабели: ток подается с берега, ибо судовая динамомашина бездействует. Разворочены главные машины и вспомогательные механизмы, потушены огни в топках; оставлен в действии лишь котел, питающий теплом трубы парового отопления. Непригляден и внешний вид крейсера. Краска на бортах облупилась. Кое-где на месте снятых для замены листов зияют квадратные дыры. На реях и марсовой площадке видны полоски почерневшего снега. Верхняя палуба грязна, будто после угольной погрузки. С утра до сумерек дымят на ней, наслаивая копоть, кузнечные горны. На беседках, спущенных за борт, копошатся, дробно сверлят корпус и вколачивают в него заклепки заводские котельщики. Снуют по крутым трапам слесари, токари, судовые машинисты, кочегары. Их не отличить друг от друга похожи, как близнецы: вчерашние мастеровые, ныне матросы машинной команды крейсера «Аврора», и рабочие механического цеха Франко-Русского завода.
Привычной за три месяца ремонта суетой живет корабль. И вдруг все обрывает стачка. Гаснут горны, не слыхать дробного стука пневматических молотков. Пустынно на причалах, стынет у флагштока на корме вахтенный. А в уютном салоне командир «Авроры» капитан первого ранга Никольский кричит на представителей заводской администрации. Представители оправдываются. Дело не в грошовой прибавке. Они согласны заткнуть пятаком рты рабочим, но стачка политическая. Ею охвачены крупнейшие предприятия страны. Полиция бессильна. Действуйте, господин Никольский, слово за вами... Не забывайте, что это вам приказал командующий Петроградским военным округом: любыми средствами подавить стачку в прилегающем к заводу Коломенском районе...
И Никольский действует. Он запрещает команде сходить на берег не только в город, но даже в цехи, где судовые машинисты помогали слесарям ремонтировать снятые с корабля детали и спешит вытребовать на территорию завода несколько рот Семеновского полка. На солдат-кексгольмцев надежда плоха: они настроены в пользу бастующих рабочих. Поторапливает доклад старшего офицера Ограновича. Старший офицер сообщает, что удалось вызнать через шпионов корабельного священника Покровского и боцманмата Серова: команда настроена в пользу бастующих. Три месяца общения с берегом сыграли свою роль: матросы в курсе событий, происходящих в стране, и не будут усмирять
рабочих... В сотый раз досадуя, что война предоставила возможность проникнуть на службу во флот большему, чем положено, числу мастеровых, Огранович говорит, что машинная команда поголовно ненадежна. Командир не разделяет всех опасений старшего офицера. Он уверен в привычке матросов повиноваться, не желает считать подчиненных ему моряков за людей и объясняет настроение матросов только влиянием бастующих рабочих. Этот ревностный прислужник заклятых врагов народа не видит и, так же как Огранович, не понимает главного: моряки Балтийского флота, в том числе команда крейсера «Аврора», не только не хотят выполнять приказы властей и усмирять забастовавших рабочих, но уже давно готовы к революционным действиям против общего врага трудящихся против класса капиталистов и помещиков. В течение нескольких лет на многих кораблях существуют подпольные революционные организации. Все они являются частью главного кронштадтского коллектива военной организации большевистской партии. Они действуют под руководством Центрального и Петроградского комитетов партии большевиков, готовят матросов-балтийцев к всеобщему вооруженному восстанию, ведут революционную работу на флоте по указаниям В. И. Ленина и И. В. Сталина.
Отказывая матросам крейсера в праве на человеческое достоинство, Никольский не намерен считаться и с настроением команды. По его распоряжению, солдаты приводят на корабль людей, арестованных у проходной будки, и сдают их боцманмату Серову.
Боцманмат вталкивает рабочих в карцер, но не успевает сделать это незаметно для моряков.
Гремит засов, и, точно колокол громкого боя, кубрики облетает негодующий голос матроса Осипенко:
«Аврору» превращают в пловучую тюрьму!
Серов цыкает на матроса и вдруг видит перед собой множество зажженных возмущением глаз. Побелев, он мчится в каюту Ограновича, провожаемый яростными выкриками:
Доносчик!
Корабль не тюрьма! Не бывать этому!
Мы матросы, а не тюремщики!
Не отпу́стите сами освободим!
Расходясь по кубрикам, моряки впервые без опаски, во всеуслышание припоминают многое, что накопила память за годы их службы в царском флоте. Разве можно забыть увечье машиниста Попова, которого избил унтер Пищальников, или историю кочегара Орловского! От удара в ухо у машиниста лопнула барабанная перепонка, а унтер отделался тем, что в течение пяти месяцев получал пониженное жалованье. Фельдфебель Тебеньков зверски избил кочегара, но покровительствовавший Тебенькову старший офицер Огранович сумел обернуть дело так, что Орловский был отдан под суд и приговорен к году тюрьмы... за «избиение» фельдфебеля!