Но как? Он все время молчит! Даже под пытками молчит! Что он за существо?
Обыкновенный «пустой», мой
мальчик, пугающе ледяным тоном ответил Камфу.
Шику вырвался.
Не верю! «Пустые» визжат, как свиньи, и лебезят, чтоб спасти свои шкуры! А этот чужак не такой! Он, он
Шику! Это враг! Страшный и непредсказуемый враг! Такого врага надо уничтожить, если не можешь сломать.
Он сказал это так громко, что Шику стало неловко. Вдруг услышит пленник внизу! Хотя, будто это секрет! Мальчик поежился.
Он знает, что умрет, промолвил наставник, помолчав, умрет скоро и страшно. Понимаешь, каково у него на душе?
Оба вздрогнули от этой внезапной оговорки.
Я понял, учитель.
Иди.
Шику спустился вниз с подносом, пленник никак не отреагировал на его появление. Шику поставил поднос и опасливо приблизился к человеку.
Эй! окликнул он. Поешь, иначе ослабеешь совсем.
Пленник поднял обескровленное лицо, кажется, он дремал. Шику отступил на шаг назад.
Поешь.
Дай воды, попросил пленник.
Шику дал ему напиться, потом опустил ладонь в ведро и провел по лбу человека. Голова его была горячей, начался жар. Что-то непонятное заворочалось, запульсировало внутри и потянуло за язык:
Почему ты молчишь, чужак? Разве стоит твоя тайна жизни, которая дается вам, людям, лишь однажды?
Я ничего не скрываю, ответил пленник, мне нечего сказать.
Тогда солги, люди всегда лгут!
Если я солгу, прикрывая себя, пострадают невинные.
Тебя убьют!
Я знаю, спокойно ответил человек.
И тебе не страшно? недоверчиво сощурился Шику.
Пленник поднял бровь и скривил разбитые губы.
Так надо, чтобы спасти других.
Он выбился из сил, голова снова безвольно упала на плечо. Шику, мучительно сомневаясь в своих намерениях, ослабил цепи, позволяя пленнику встать на колени и опустить руки.
Шику, тебе попадет, сказал пленник. Мальчик покраснел, словно сделал что-то стыдное, но дернул за цепь, еще больше ослабляя ее.
Я не боюсь! с вызовом бросил он.
Чем нарьяг, дитя Звезды, хуже какого-то пришельца из чужого мира, где живут люди с черными сердцами?
Он завернулся в одеяло, прислонившись к стене рядом с пленником. Его тревожили злые мысли, он сердился на Алвано и Камфу, на упрямого пленника, который своим поведением перечеркивал все, что Шику внушали в Нарголле. И еще в голове вертелась мелодия, которую напевал вчера имперский офицер. Шику уснул. Проснулся глубокой ночью, в ритуальном зале осталась лишь одна невыгоревшая лампада.
Тишина. Шику подскочил и затряс пленника за плечи, ему показалось, что тот не дышит.
Что, Шику? раздался измученный голос.
Спой песню, которую вчера пел.
Чужак посмотрел на мальчика, как на сумасшедшего.
Аэту
Долгая дорога
Вьется на закат.
Потерпи немного,
Раненый солдат.
В горькую годину
Мир горит огнем,
Потерпи, родимый,
Скоро отдохнем
Шику пробрала дрожь. Смутные образы возникали у него в голове, сменялись другими, становилось все непонятнее и непонятнее. Глухой голос проникал в самое сердце, разбивал скорлупу холода, тоски и обреченности. Шику всегда знал, что он избранный, он нарьяг, принадлежащий к высшей касте. Он умел терпеть лишения, постоянные занятия со строгим наставником, боль в костях после очередного «рывка» и одиночество.
Но память! Память взяла свое, растревоженная знакомой мелодией, она запутала Шику в пелену давно забытых событий.
Темный узкий барак, свет из щелей пробивается в многолюдное помещение. На треноге в котле булькает постная похлебка, в пыли возятся дети. Вокруг суетятся женщины, но их серые лица напоминают покойницкие. Шику сидит на коленях матери, она что-то шьет, тихонько бормоча под нос песню. Вдруг в барак врывается женщина, волосы ее растрепаны, она кричит что-то страшное, и мама до боли сжимает Шику в своих объятьях. Потом появляются нарьяги. Люди падают перед ними на колени, расстилаются на земле, а они забирают детей. Забирают и его, Шику, вырывают из уютных объятий матери. Она истошно кричит, не пускает, мальчик пищит от боли и страха. Кто-то вступается, отталкивает нарьяга, закрывает мать Шику спиной. Мальчик знает его, он был сильным и храбрым, он пришел из дальних земель, где все свободны и счастливы. Его зарубили, а Шику отняли у матери и с другими детьми забрали в Нарголлу.
В эту темную долгую ночь Шику не спал. Убедившись в отсутствии собственной души, в рабском прошлом и бессмысленном будущем, он провел ее возле раненого имперского офицера, стирая пот, текущий по его горячему лицу, меняя промокающие повязки и напевая под нос вспомнившуюся песню.
Шику, очнувшись под утро, сказал пленник, беги.
Мне некуда бежать, ответил мальчик, и незачем. Никто не ждет меня ни в одном месте на всем свете
Если бы я был свободен, я забрал бы тебя с собой в большой прекрасный город, в Ориму.
Если бы ты мог бежать, сказал Шику, я отпустил бы тебя и пошел за тобой, а так я останусь с тобой до конца.
Спасибо, Шику.
Как ты посмел ослабить цепи, уродец?
Вы велели, чтобы он дожил до утра, ответил трясущийся мальчик. После ночного озарения он понял, что даже Камфу не заступится за него, учителю нет дела до какого-то раба без души. Он ничуть не дороже этого пленника, даже дешевле, он не знает ничего такого, что представляло бы ценность для командора.