Там мы немного плавали. Больше на лошадях!
Плевать! Заметки о путешествии к адыгам станут сенсацией. Я вынесу Черкесию в заголовок!
Хммм Мало кому удастся проплыть по горам на пароходе!
Смейся, смейся! Но не забывай: перед тобой стоит будущий автор бестселлера!
Прощения прошу! Дурак, забылся! Больше не повторится!
Ступай в свою баню, паяц! Как говорят русские: с легким паром!
До хамама я так и не добрался. На полпути меня притормозил странно одетый старый грек. В нем, к невероятному моему удивлению, я узнал Фонтона. Он сделал мне незаметный знак рукой, призывая следовать за ним. Мы нырнули в узкую улочку, заставленную бочками до неба.
Ну, здравствуй, пропащая душа! Феликс Петрович на ходу крепко пожал мою кисть. Думали, все! Съели раки нашего греку!
Как видите, живой, Ваше Благородие! как ни таился, не смог сдержать улыбки.
Со щитом али на щите?
На щите, на щите!
Так и думал, что поймешь, о чем спросил! этот хитрец опять меня подловил.
Мы заскочили в проходной двор. Свернули в тоннель типа того, в котором я впервые очнулся в этом мире. Даже осел присутствовал!
Переждем пару минут. Посмотрим, не увязались ли соглядатаи?
Фонтон внимательно меня осмотрел с головы до ног. Вздохнул украдкой.
Здесь скажу! На место придем, не до того будет. В Константинополь тебе нельзя ни за какие коврижки. Ищут тебя. Крепко ищут. За убийство какого-то турка. Нешто и вправду руку приложил? Впрочем, молчи! Знать не хочу! Просто запомни: в столицу ни ногой!
Я кивнул, подтверждая, что понял. Мы рванули дальше. Поплутав по сложному лабиринту Нижнего города, проникли в неприметную лачугу.
Прямо с порога я попал в объятия отца Варфоломея. Да и Феликс Петрович не стал изображать большого начальника. Быстро избавился от грима. Принял от меня бумаги. Снова крепко пожал руку, твердо глядя в глаза. Похлопал по плечу. Усадил за стол как дорогого гостя. И слова не дав сказать, призвал к тишине.
Откашлялся и торжественным тоном стал зачитывать по памяти письмо
от посланника Бутенева:
«Дорогой Феликс Петрович! В прошедшем месяце я имел счастие упомянуть о желании грека Варвакиса переменить турецкое подданство на Русское во всеподданнейшей записке, которую Государь Император соизволил рассматривать, и против параграфа, говорившего о твердом намерении Варвакиса, Его Императорское Величество Высочайше соизволил собственноручно отметить 'не вижу к сему препятствий». Встань, Коста! я встал, вытянулся в струнку. Ваше преподобие
Отец Варфоломей поднялся и положил передо мной на стол Евангелие. Фонтон вручил мне бумагу.
Руку на Евангелие и читай! С выражением! Не части!
Я принялся зачитывать. Мой голос от волнения слегка подрагивал, но я справился:
Клятвенное обещание (присяга). Первое ноября 1836 года. Я, нижепоименованный, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред святым Его Евангелием в том, что хощу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору Николаю Павловичу, Самодержцу Всероссийскому, и законному Его Императорского Величества Всероссийского Престола Наследнику, Его Императорскому Высочеству Государю Цесаревичу и Великому Князю Александру Николаевичу, верно и нелицемерно служить, и во всём повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови, и все к высокому Его Императорского Величества самодержавству, силе и власти принадлежащие права и имущества, узаконенные и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности предостерегать и оборонять, и при том по крайней мере старатися споспешествовать всё, что к Его Императорского Величества верной службе и пользе Государственной во всяких случаях касаться может; о ущербе же Его Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать тщатися, и всякую вверенную тайность крепко хранить буду, и поверенный и положенный на мне чин, как по сей (генеральной), так и по особливой, определенной и от времени до времени Его Императорского Величества именем от предуставленных надо мною начальников, определяемым инструкциям и регламентам и указам, надлежащим образом по совести своей исправлять, и для своей корысти, свойства, дружбы и вражды противно должности своей и присяги не поступать, и таким образом себя вести и поступать, как верному Его Императорского Величества подданному благопристойно есть и надлежит, и как я пред Богом и судом Его страшным в том всегда ответ дать могу; как суще мне Господь Бог душевно и телесно да поможет. В заключение же моей клятвы целую слова и крест Спасителя моего. По сей форме присягал: Варвакис Константин, Спиридонов сын.
Конечно, я спотыкался на некоторых словах. «Споспешествовать», «тщатися», «предуставленных» такие перлы без поллитры не выговоришь. Но более или менее справился. Поцеловал крест, поданный отцом Варфоломеем. Подписал бумагу, что не принадлежу к масонам. И перестал быть турецкоподданным. Нет, не стать мне впредь отцом Остапа!
Уселся за стол. Батюшка с доброй улыбкой протянул налитую рюмку водки. Я хряпнул, похрустел огурцом. С удовольствием отщипнул кусочек от краюхи черного хлеба. Здравствуй, Родина!